— А теперь нет.
— Я тебя там оставила… В Ирландии. В тюрьме. Навещать перестала… Перестала говорить с девочками. Просто не могла больше выдержать. Не могла. Не могла думать, что ты там.
Глаза ее горели, сердце у него зачастило, он пытался представить, что она думала бы, если бы в самом деле видела произошедшее в тот черный день.
— Джон, — сказала она, — ты был моим сердцем. Сердцем нашей семьи. Всем…
Хонор наклонила голову, надолго опустила глаза. Потом, словно приняв решение, потянулась к заднему карману джинсов, вытащила листок бумаги, протянула ему. У него кровь заледенела в жилах.
— Что это?
— Прочитай.
— Девочки знают? — спросил он, держа листок и не в силах взглянуть на него.
— Это их идея.
— Хонор, — вымолвил он, поглядывая на уголок бумажки, трепещущей на ветру. Вот и конец их совместной жизни, похожий на конец света. — Не надо.
Передав ему бумагу, она убежала. Посмотрев, как она спускается к дому по темному берегу, он трясущимися руками поднес листок к глазам, пристально вглядываясь в сумеречном свете.
Ожидал увидеть гриф официального адвокатского бланка, но вместо того узнал наверху монограмму Хонор. Ниже ее рукой было написано:
Завтра вечером в шесть приходи к обеду. Будем ждать.
Джон вновь и вновь перечитывал эти слова, пока заледеневшая кровь не начала наконец оттаивать.
Это было похоже на праздник — все готовились с особым волнением, но не из-за самого угощения, а из-за повода: торжества, общения, благодарности. Впрочем, их обед обещал стать настоящим пиршеством, предлагавшим все, что имелось на участке, на берегу и вообще в округе.
Реджис набрала моллюсков и мидий в воде у Томагавк-Пойнт, попросила Питера отвезти ее на рассвете на рыбалку и в утреннем тумане выловила трех крупных камбал. Питер был каким-то молчаливым, мысленно держался за тысячу миль, как всегда, после похода над Дьявольской пучиной. Чистя рыбу, Реджис хотела спросить, в чем дело, но удержалась, боясь услышать ответ. Так радовалась, что отец придет к обеду, что не желала обострять отношения.
Сесилия съездила на велосипеде на виноградник, на монастырский огород. Встретила там сестер Ангелику и Габриель, которые были с ней так приветливы, улыбались так дружелюбно и радостно, словно знали, что вечером к обеду придет ее отец. Помогли доверху набить большую плетеную корзину молодой кукурузой, помидорами, кабачками-цукини, базиликом, малиной.
Агнес пошла с матерью к врачу за результатами томографии, чтобы убедиться в выздоровлении и сменить бинты. С нее сняли марлевый тюрбан, наложив вместо этого небольшую повязку. Выбритая полоса вокруг швов безумно чесалась и придавала ей, по ее мнению, смешной и диковатый вид. Кабинет доктора Грейди примыкал к больнице, поэтому она надела шапочку на случай встречи с Бренданом, но его нигде не было видно.
По дороге домой остановились у супермаркета. Мать спросила, не хочет ли Агнес посидеть в машине, пока она кое за чем заскочит, но ей больше хотелось пройтись. Хотя голова то и дело немножко кружилась, Агнесс чувствовала в себе уже гораздо больше сил. Известие, что отец сегодня будет с ними обедать, подействовало лучше всяких лекарств, прописанных докторами.
Она везла тележку, куда мать накладывала все, что нужно: тесто для пирога, сыр, крекеры, сметану, масло, свежий хлеб. В отделе с поздравительными открытками Агнес прихватила бумажные гирлянды для украшения. Бросив гофрированную бумагу в тележку, вспомнила, что этим летом хотела осыпать Реджис подарками. Как бы она ни относилась к обручению сестры, но должна как-то смириться с этим.
Под кондиционерами было слишком холодно. Агнес задрожала, слегка пошатнулась, и кто-то тут же подхватил ее под руку.
— Спасибо, — сказала она, думая, что это мать. Но, подняв глаза, увидела Брендана.
— Ох! Это ты… Мы только сейчас из больницы, я тебя там искала…
— Я сегодня не дежурю, — объяснил он. — Как прошло обследование?
— Врач осмотрел швы, сделал рентген. Все в полном порядке. — Она ощупала голову, проверяя, скрывает ли шапочка следы бритвы в длинных темных волосах.
— Детка, — окликнула ее мать, выходя из прохода с пакетом муки, и сразу остановилась, глядя на Агнес. — Ты бледная.
— По-моему, тоже, — подтвердил Брендан. — Здравствуйте, миссис Салливан.
— Привет, Брендан.
— Кажется, я выхожу в первый раз после того, как разбила голову, — заметила Агнес, прислоняясь к тележке.
— Вот именно, — подтвердила мать. — Оставь здесь тележку, я тебя домой отвезу.
— Я ее отвезу, миссис Салливан, — вызвался Брендан. — А вы закончите с покупками.
Кровь бросилась Агнес в лицо, она взглянула ему в глаза, такие яркие, нежные, что у нее сердце оборвалось. Ее охватило волнение, если не настоящее возбуждение. Чувствуя, что мать колеблется, она улыбнулась.
— Со мной все, действительно, хорошо, мам. Я просто устала.
— Я внимательно за ней присмотрю, — пообещал Брендан.
Хонор кивнула, может быть, вспомнив, как он ухаживал за Агнес в больнице в первые сутки после ранения. Агнес как бы в полусне помнила, как он измерял ей температуру, приносил лишние одеяла, сидел с ней, пока она не засыпала.
— Хорошо, — согласилась мать. — Спасибо, Брендан. Вези ее прямо домой.
— Обязательно.
— А ты, как только приедешь, сразу ложись, — велела мать Агнес.
Агнес поцеловала ее. Тон у матери был озабоченный, но вид вдохновенный. Дочь давно не видела, чтобы у нее так сияли глаза.
Брендан обнял Агнес за плечи, повел на стоянку к своей машине, той самой, которую она уже видела, нелепо и фантастически разрисованной. Температура держалась около девяноста градусов [25] , Агнес чувствовала слабость, но никак не могла усесться на переднее сиденье, не рассмотрев сначала попавшихся на глаза летящих белых китов, медведей на велосипедах, девочку, катившую тачку по озеру, целующихся лебедей и мальчишку, идущего среди звезд по канату.
— Ну, садись скорей, — ласково приказал Брендан. — Я обещал твоей маме сразу отвезти тебя домой.
— Хочу еще посмотреть…
Она видела лис в зеленой весельной лодке, дельфинов, катавшихся со снежных горок, парня верхом на морском чудовище, белую кошку на темной каменной стене. Но жара палила, она совсем ослабла, Брендан стоял рядом, открыв перед ней дверцу, и Агнес, кивнув, влезла в машину.
Автомобиль был старый, кожаные сиденья лопались по швам. На приборной панели лежала бейсболка, с длинного рычага передач свисала рождественская гирлянда. Брендан повернул ключ зажигания, и машина, фыркнув, завелась.