— Это я рассказывал Ричарду все эти старые байки, — произнес Тод. — Он принял их слишком близко к сердцу, и я не мог предположить, что они так повлияют на него. Он хотел забрать у вас землю, решил посвятить себя защите этой территории, стараясь для нашей семьи. Наверное, ты винишь меня за это.
— Мне жаль твоего племянника, — сказала Джеймс. — Надеюсь, ему помогут, но я не виню тебя, Тод. На самом деле я слишком долго винил только тебя и никогда не преставал думать, что ты забрал Джейка. Может быть, я так хотел, ведь не было никаких улик, но мне нужно было свалить всю вину на кого-нибудь. Я хотел ненавидеть хотя бы кого-нибудь за то, что моему сыну причинили страдания, и ты был тем человеком, на которого я смог легко направить свой гнев.
Тод ждал.
— Прости меня, Тод, я был не прав.
— Все нормально, Джеймс. Мы причинили много вреда друг другу, — ответил Тод.
— Я хочу положить этому конец. Мы с Дейзи решили сделать все, что в наших силах, чтобы помочь Ричарду. Ты знаешь, когда ты сказал нам о своем племяннике, мы подумали, что это мог быть Джейк — это дало нам надежду.
— Я рад, что ваш сын вернулся.
— Я тоже.
Мужчины пожали руки. Джеймс был рад, что ему не пришлось говорить больше, так как не любил рассуждать о чувствах или вещах, подобных этим, ни с кем, кроме Дейзи. Он заметил, что и Тод тоже рад этому. Они оба не любили много говорить, а сейчас и не нуждались ни в каких словах: они все поняли и простили друг друга. Дейзи была права: в результате этого испытания они укрепили свою преданность семье и верность слову, а теперь наступило время научиться прощать. Они будут работать над этим всю оставшуюся жизнь.
— Он рад, что теперь с вами? — спросил Тод, когда они вместе направились из конюшни на улицу, чтобы подождать начала церемонии под теплыми лучами весеннего солнца.
— Джейк? — Джеймс замялся, потому что не знал, как ответить на этот вопрос. Он видел, что Джейк любил свою сестру и пытался привыкнуть к жизни в настоящей семье, но это давалось ему с трудом. Джеймс судил по себе, по тому, какие чувства он переживал: позволять любить себя людям, особенно таким необыкновенным женщинам, какими были Дейзи и Сейдж, и самому любить их, непросто. Это было довольно трудно для него, Джеймса, и наверняка почти невозможно для Джейка.
— Да, — проговорил Тод. — Он счастлив, что вернулся?
— Я думаю, да, я надеюсь.
— А где он? Приготавливается к свадьбе?
Джеймс вздохнул; он почувствовал, что не может говорить. Тод Райдел стоял перед ним и ждал ответа, но слова застряли у Джеймса в горле.
— Должно быть, он очень волнуется, — произнес Тод, когда они вышли на улицу, — ведь его родители снова женятся.
Джеймс не ответил, решив, пусть все будет так, как есть. Он не мог сказать Тоду Райделу, что их сын заставил их поверить, что не придет на свадьбу. Казалось, Дейзи терпеливо и мягко приняла его отказ, но Джеймс не мог сказать никому, даже Дейзи, и уж, конечно, Тоду, что его сердце — это черствое, бесчувственное и холодное сердце старого скотовода — раскололось на части, потому что его сын решил не приходить на их свадьбу.
* * *
Впереди показалось ранчо. Сейдж и Джейк еще немного проехали по тропе, и воздух наполнился звуками музыки. Недалеко от дома был установлен большой сине-золотой шатер такого же цвета, что и таблички ранчо Дабл Ди, и его острые вершины повторяли форму гор Уинд-Ривер, которые вздымались в небо сзади него. Их мама, наверное, была внутри и готовилась к церемонии. Сейдж показалось, что она заметила ее белую вуаль, длинное легкое облако белой ткани, которое промелькнуло в окнах на втором этаже.
— Они все собрались, — произнесла Сейдж.
— Я знаю.
— Тетя Хэтуэй, Райделы, Луиза и дедушка, мама и папа…
— Я сделал тете Хэтуэй крутую татуировку, — проговорил Джейк.
— Она самая лучшая тетя в мире, — сказала ему Сейдж. — Вот увидишь. Она что-то вроде второй мамы и самой клевой старшей сестры.
— Я знаю, — резко бросил Джейк.
— Я что-то не то сказала? — спросила Сейдж, почувствовав некоторое беспокойство.
— Нет, — ответил он. — Все нормально, но иногда меня просто выводит из себя мысль о том, сколько ты уже знаешь всех этих людей. Ты прожила всю жизнь с мамой и тетей Хэтуэй, а я все только начинаю. Я хочу, чтобы у меня с тетей Хэтуэй были свои отношения, как и со всеми остальными… и мне не нужно, чтобы ты каждый раз все рассказывала и объясняла.
— Хорошо, — тихо ответила Сейдж.
— Прости, что я так рассердился, — проговорил Джейк и нахмурился.
— Насчет папы у нас с тобой полное равенство. Ты должен это признать — мы узнаем его вместе.
— Ты говоришь так, как будто это хорошо.
Сейдж покачала головой, на мгновение потеряв дар речи: она не думала, что это хорошо, совсем нет.
— Все там, — наконец вымолвила она, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Все, кроме нас.
— Да, — тихо произнес Джейк.
— Твоя семья, Джейк. — Она знала, что ходит по тонкому льду, касаясь этой темы. Любое слово, что неосторожно слетало с ее губ, могло вызвать в нем бурю гнева.
— Заканчивай, Сейдж.
— Ты это знаешь.
— Знаю. — Сейдж послышалось, что тон голоса Джейка изменился.
— И не заставляй меня все время присматривать за тобой, — проговорила она, обратив все в шутку. — Я же твоя сестра.
— Сестра-близнец, — проговорил Джейк шутливым тоном. Сейдж была счастлива. Она поняла, что он все знал, просто подшучивал над ней, а сам прекрасно понимал и разделял ее чувства.
Музыка звучала беззаботно и празднично. Внезапно Сейдж натянула поводья и затихла.
— Слушай!
— Я слышу, — ответил Джейк, остановившись рядом с ней. Музыканты разогревались, и Луиза репетировала свою новую песню. Она написала ее для Джеймса и Дейзи и назвала «День навсегда». На лице Джейка засияла улыбка: он слушал, как ее голос разливался по цветущим лугам.
— Не Луизу… — проговорила Сейдж. — Слушай.
Стояли теплые весенние дни, и было уже слишком поздно для этого явления природы. Но когда близнецы подняли головы вверх и прикрыли ладонями глаза от яркого солнца Вайоминга, они увидели, как огромная стрела движется по небу. Это были белые гуси. Солнечные лучи отражались от их белоснежных перьев. Гуси кричали, и их голос и хлопанье крыльев заглушали даже песню Луизы.
— Гуси, Джейк.
— Я вижу!
— Сколько их там? Можешь разглядеть? Сто?
— Тысяча.
Близнецы знали историю про гусей, то, как отец второй раз сделал предложение их матери и она согласилась, когда он поднял птиц в зимнее небо. От одного только их вида сейчас глаза Сейдж наполнились слезами. Она посмотрела на своего брата. Он привстал в седле, а рядом с ними Мейзи лаяла на небо.