Однако офицеры, скучавшие без дамского общества, вовсе не желали прислушиваться к его сдержанным доводам, подозревали в обычной ревности и продолжали умолять, чтобы мисс Мэлдон согласилась украсить их скромный походный стол и непременно станцевала бы с каждым из них хотя бы по одному танцу.
К счастью, Мэри сама нашла достойный выход из положения и, сославшись на нечеловеческую усталость после перенесенных испытаний, отправилась спать. А что, собственно, следовало ожидать от девушки, только что освобожденной из-под ареста? Неужели желания немедленно пуститься в пляс?
Разочарованные офицеры вынуждены были проявить понимание и постепенно разошлись по домам, где были расквартированы. Только Алексей, зная, что теперь все равно не уснет (слишком уж много разнообразных чувств бушевало в его душе), отправился бродить по деревне.
Он был счастлив… Но как же обидно, что их встреча произошла на глазах множества посторонних свидетелей, и он, не желая компрометировать юную барышню, отпустил ее в чужой дом. А теперь Мэри за каменными стенами дома госпожи Райны так же недоступна, как звезда на небе, хотя и находится совсем близко.
Алексею сейчас больше всего на свете хотелось сжать ее в объятиях и постараться загладить обиду, которую он наверняка нанес своим невниманием в тот вечер, когда они впервые были вместе. Вспоминая об этом, он ругал себя последними словами — чурбан, тупой солдафон, место которому лишь в дешевом борделе… он мог до такой степени ранить девушку собственной черствостью, что сломал бы ей всю жизнь!
Но Мэри, похоже, простила графа, раз поехала следом за ним в такую даль, в опасное путешествие по опаленным войной болгарским землям… Хоть бы судьба подарила им шанс снова оказаться наедине!
Сейчас все было бы по-другому, он доказал бы Мэри, что умеет тонко чувствовать, что он совсем не такое грубое животное, каким мог показаться… Ведь она его любит, и именно потому она простила его и решилась последовать за ним в прифронтовые районы; в этом Алексей был уверен.
И теперь он должен доказать ей, что она не ошиблась. Невероятная нежность билась в его сердце и искала выхода…
Он шел куда глаза глядят и сам не заметил, как ноги вынесли его к дому почтенной вдовы, под крышей которого спала сейчас его любимая.
Болгарские деревни, даже разоренные бушевавшей над их крышами военной бурей, все равно казались наряднее и зажиточнее родных русских сел с их серыми бревенчатыми избушками и вечной непролазной грязью. Добротные каменные дома, крытые красной черепицей, окруженные фруктовыми садами и цветами, выглядели очень приветливо.
Дом госпожи Райны почти не отличался от других, та же черепица, те же былые стены, те же виноградные лозы обвивают столбики у входа; вот разве что розовых кустов вокруг было высажено еще больше, чем у соседей…
Из-за чисто промытого оконца пристройки сквозь кружевную занавеску пробивался неяркий свет. Похоже, Мэри не спала — это в ее комнате горела свеча. Интересно было бы узнать, о чем она сейчас думает? Равнодушно пройти мимо этого дома было невозможно — все равно мысли Алексея крутились здесь, в комнатке за этой занавеской…
Алексей одним прыжком перемахнул через низкую оградку и подошел к стене дома. Сердце оглушительно стучало от волнения, словно у шестнадцатилетнего мальчика, собравшегося на первое в своей жизни любовное свидание. Заглянув за занавеску, он понял, что не ошибся — это и вправду было окно его возлюбленной.
Мэри сидела на постели, накинув на плечи, словно шаль, легкое одеяло, и задумчиво смотрела куда-то в невидимую даль. Она так погрузилась в собственные мысли, что даже не заметила Алексея, заглянувшего в ее окно.
Ему на секунду пришло в голову, что сейчас она непременно услышит, как громко стучит его сердце, и почувствует присутствие Алексея… Но ждать, что такое невероятное событие произойдет само собой, было бы глупо. Какая-то страшная сила, затмевающая сознание, тянула его к Мэри (наверное, тот самый магнетизм, о котором так много пишут философствующие приват-доценты из Петербурга), и сопротивляться этому влечению он не мог.
Он тихонечко постучал по стеклу костяшками пальцев, чтобы привлечь ее внимание. Мэри вздрогнула, вскочила и подбежала к подоконнику, вглядываясь в темноту за оконным стеклом.
— Дорогая, не пугайся, все хорошо… Прошу тебя, открой окно! — прошептал пересохшими губами Алексей. — Открой мне, дорогая! Я с ума сойду, если проведу в разлуке с тобой еще хотя бы пару минут…
Неизвестно, услышала ли она то, что Алексей говорил, но тут же потянулась к защелке, распахивая оконную раму.
— Господь милосердный! — так же тихо прошептала Мэри, боявшаяся разбудить свою хозяйку, госпожу Райну. — Неужели это ты, Алеша?
— Что за глупый вопрос? — возмутился Алексей. — Конечно же я! Я здесь, Инезилья, я здесь под окном! А кто тут еще может быть? Злые болгарские юлки? Турки, высадившиеся десантом? Или наш доблестный генерал?
— Тише! — попросила Мэри. — Ради Бога… Ты всех перебудишь. И мне будет стыдно.
— Не бойся, девочка моя, все кругом спят без задних ног. Нас никто не услышит. На всем белом свете бодрствуем сейчас только мы вдвоем — ты и я! Ты позволишь мне войти?
— Через окно?
— А что? Обходить дом, чтобы попасть к дверям, слишком долго, да к тому же они наверняка заперты. А мы с тобой сейчас так близко друг от друга, и я хочу, чтобы мы стали еще ближе!
Алексей подтянулся, шагнул на подоконник и через секунду уже стоял рядом с Мэри, прижимая ее к себе. От пышных, недавно вымытых волос Мэри шел круживший голову запах роз, и от кожи ее пахло розами, и от ткани болгарской рубахи, обтягивающей ее плечи, — здесь, в Болгарии, все пропиталось ароматом розового масла… Но Алексей никогда не думал, что сладкое благоухание южных роз может напрочь лишить человека рассудка.
Он вдыхал нежный запах девушки, словно аромат цветка, и не мог надышаться, сжимая ее все крепче и крепче. Забывшись, он даже сделал ей больно…
— Ты сошел с ума! — прошептала она.
И, наверное, была права. Да, он сошел с ума от любви, и это безумие ему нравилось.
Алексей молча уткнулся лицом в шею Мэри. Никогда и никого в своей жизни он не желал так, как желал сейчас эту юную женщину. От прикосновения его губ Мэри вздрогнула, словно поцелуи обжигали… Он медленно вынул шпильки из ее прически, любуясь, как мягкие волосы рассыпаются по плечам, потом стал целовать ее глаза, лоб, губы…
— Моя… моя, — шептал он в промежутках между торопливыми поцелуями.
— Да, — ответила Мэри, закидывая руки за его шею и слегка ероша волосы на затылке.
Как давно он мечтал об этом нежном прикосновении ее пальцев, и каким счастьем наполняла его эта скромная ласка.
Алексей точно так же, как и в момент их первой интимной встречи, подхватил Мэри на руки и понес на кровать… А ведь собирался поразить ее неспешностью и изысканностью любовной игры!