Она также вынула помидоры, грибы и колбасу. Она знала, как завоевать мужчину, — она была мастерицей в этом. Прежде всего она замечательно готовила, содержала дом в чистоте и не ограничивалась только лишь словесными заботами.

Джозефу здорово повезло, он понимал это. Он готовился к тому, чтобы сообщить Томми неприятную вещь.

Джеспер чувствовал себя лучше, но он не был настроен на беседу с Десси.

Он смотрел на своего друга так, будто видел его впервые. Он видел, какие взгляды бросали медицинские сестры на его татуировки. На шее Десси было выколото: «Режь здесь», а тонкие голубые линии, указывали, где именно. И кто-нибудь действительно резанет в один прекрасный день — Джеспер почувствовал усталость при этой мысли. Одна из сестер, негритянка с приятной улыбкой, направилась к кровати, но, перехватив взгляд холодных глаз Десси, тут же отступила. Джеспера вновь одолело смущение. В последние дни это становится нормой. Она отлично ухаживала за ним; чувствуя его страх, она выполняла все манипуляции эффективно и заботливо. В данный момент он испытывал боль, и укол, который она собиралась сделать, был бы весьма кстати. Он хотел, чтобы Десси ушел, но, разумеется, не собирался произносить это вслух.

— Она что, тебе нужна?

— Она — замечательная медсестра и, по правде говоря, действительно нужна мне в данный момент.

Десси кивнул, но недовольно, и это было заметно. Что-то не так — он чувствует это. Он ждет рассказа обо всем, а Джеспер избегает разговора.

Наконец Десси потерял сочувствие, которое, возможно, и испытывал к Джесперу, и агрессивным тоном рявкнул:

— Послушай, Джеспер, я никак не могу понять. Что произошло? Твоя мамаша считает, это дело рук Джон-Джона Бруера.

Он незаметно следил за своим другом, произнося это, но на лице Джеспера не дрогнул ни один мускул.

— А, чепуха.

— А твоя мамаша считает, что это все-таки он.

— А что ей остается? Тоже мне, нашелся источник информации! Еще скажи, что она была трезвая — ее даже выгнали отсюда. Она ненавидит Жанетту и хочет отвадить ее от нашего дома. Улавливаешь, откуда ветер дует?

Его тон был таким жестким, что Десси расслабился. Несмотря на свой пыл, он не стремился к реальной конфронтации, если можно этого избежать. Джон-Джон — это какая-то аномалия. Поначалу он даже нравился им. Но он такой непредсказуемый… Достаточно знать, как он поступил с Карти.

— Так кто ж тебя, черномазые?

Джеспер отрицательно покачал головой.

— Нет, скинхеды, как ты.

Десси нахмурился, на его крупном открытом лице отобразилось недоумение.

— Ты имеешь в виду нас?

— Нет, Десси, я хочу сказать, такие, как ты. Здоровые, абсолютно невежественные, с инстинктом толпы.

Десси обиделся, и это было заметно. Уже не в первый раз ему указывают, что он не самый смелый среди борцов за веру, когда действует в одиночку. Он успешно действует лишь в толпе.

— Приятный комплимент, спасибо.

Джеспер улыбнулся.

— Не заводись.

Десси тоже улыбнулся, но ему было не до шуток. Правда никогда не бывает смешной. Они оба понимали, что нанесен большой ущерб их отношениям.

— Откуда же они взялись?

Группировки скинхедов часто вступали в противоборство — такова была их звериная природа.

Джеспер пожал плечами.

— Они забыли представиться.

Похоже, Десси верит ему, значит, другие поверят. Придется теперь продолжать в том же духе.

Он надеялся, что Жанетта будет действовать так же, как и он. Она нравилась ему, пожалуй, он даже любил ее, но, разумеется, он никогда не признается в этом. Он был слишком крут для таких признаний.

— Прошу тебя, Джон-Джон!

Он пил кофе и всматривался в лицо сестры. Она не только хорошенькая, она умная, по крайней мере, умнее тех, кто по субботам дерется на футбольных матчах с силами правопорядка, а в остальное время шумят о том, что Англия должна оставаться белой.

Как же такое случилось с Жанеттой? Что бы ни говорили о Бруерах, они — многорасовая семья. Жанетта унаследовала длинные темные волосы от этого турка, с которым жила их мать. Турок удрал спустя пять месяцев, прихватив телик, видак и кошелек Джоани. Его прощальным подарком стал живот, который рос день ото дня.

Кожа Жанетты белая, но с оливковым оттенком, если присмотреться, поэтому она выглядит так необычно. Ее потрясающие глаза — зеленовато-коричневого цвета. Но ведь и Джоани брюнетка, она просто красит волосы, чтобы выглядеть блондинкой. Жанетта поступает так же, но ее волосы скорее каштановые, а это смягчает резкие черты лица.

Джон-Джон провел рукой по щекам. Он здорово устал.

Жанетта вновь сделала попытку.

— Он ничего не сказал фараонам. А всем остальным он сказал, что это дело рук скинов из соперничающей банды. Он не заложил тебя!

Джон-Джон по-прежнему молчал.

«Все остальные» — это скинхеды, друзья Коупса.

— Еще раз говорю тебе: перестань встречаться с ним, понятно?

Жанетта кивнула, и он не мог смотреть ей в глаза. В них отражалось то, что и должно было отражаться.

Он еще раз сказал, нежно и выразительно:

— Я серьезно, Жанетта. Не просто ради красного словца. Я имею в виду: ты не должна видеться с ним — это сказано раз и навсегда. Или в следующий раз я действительно убью его и с чувством выполненного долга пойду в тюрьму.

Она вновь кивнула и была готова разрыдаться, но он проговорил нежно:

— Дай мне все обдумать, оʼкей?

Жанетта вытерла глаза. Это было больше того, на что она надеялась.

Глава седьмая

Джоани хорошо выглядела и пребывала в прекрасном настроении. Ее волосы были безукоризненно уложены, макияж смотрелся естественно: над этим умело потрудилась симпатичная девушка из салона «Дебнемс лейксайд». Она надела сшитый на заказ брючный комплект с белой блузкой. В нем она выглядела сексуально, но в то же время деловито. Открытые туфли на высоких каблуках подчеркивали длину ее ног.

Джоани взглянула на себя в зеркало и была удивлена происшедшей с ней переменой. Она походила на женщину, собирающуюся на работу, на настоящую работу, и мысль о том, что свои прелести теперь не придется выставлять напоказ ради заработка, возносила ее к вершинам счастья.

Восхищение Джон-Джона, который вошел в комнату, растрогало ее до слез.

— О, мама, как ты выглядишь!

Джоани крепко обняла сына. Он красивый, Джон-Джон. Даже кудри ему к лицу. Орлиный профиль придает ему артистический вид, что соответствует действительности. Джон-Джон умеет блистать. В школе, когда он учился, намекали, что он может прославить свое имя. И это действительно так. Он и сейчас может — только не законным путем.