Женщина затравленно посмотрела на Кейт.
— Вы думаете, его утащил какой-то псих?
— Я надеялась, что вы поможете найти ответ на этот вопрос, — сказала Кейт. — Послушайте, Каролина, около мусороуборочной машины видели женщину, очень похожую на вас. Мы собираемся сегодня провести опознание. Я предлагаю вам вызвать адвоката и посоветоваться с ним.
В глазах Каролины был ужас:
— Неужели вы думаете, что я могу иметь к этому какое-нибудь отношение?
Кейт пожала плечами:
— Очная ставка снимет с вас подозрение, понимаете? А так как имеются три свидетеля, которые дали описание женщины, удивительно похожей на вас, мы не можем исключить вас из круга подозреваемых. К тому же в деле много неясных моментов, и только вы можете дать необходимые разъяснения.
— Дети — это моя жизнь, что бы там ни говорили, — запальчиво сказала Каролина. — Я признаю, что многое делала неправильно, но я люблю своих мальчиков и многое делаю ради них. Вы должны мне верить.
— Меня интересуют только факты — ясные и простые факты, — со вздохом сказала Кейт. — Сейчас мы располагаем лишь следующими фактами: ваших сыновей забрали из дома, одного бросили в мусорную машину, а другой все еще не найден. Нам необходимо срочно найти его.
Внезапно Каролина вскочила и заорала:
— Где мой малыш? Вы — полиция, ступайте и найдите его!
Кейт схватила в охапку малыша, который, казалось, окаменел от вопля матери, и выпроводила его из комнаты. Затем Кейт вызвала врача и, когда Каролина успокоилась, начала допрашивать ее как положено. Следовало торопиться: может быть, трехлетний ребенок уже умер, либо умирает, либо его удерживают как пленника.
Время для Айвора Андерсона истекало. Если уже не истекло.
Патрик изумленно оглядел свой офис. Все разгромлено, бумаги разбросаны по полу, бухгалтерские книги разорваны. Погромщики растоптали даже фотографии его покойных жены и дочери. Это огорчило Патрика больше всего.
Вилли уставился с разинутым ртом на картину погрома:
— Будь я проклят, Пэт, тут кто-то что-то искал!
— Знаешь что, Вилли? Ты всегда говоришь очевидные вещи. Иногда ты действуешь мне на нервы.
— Я только хотел…
— Больше не надо. Я тебе вот что скажу: тот, кто это сделал, жаждет смерти. Я найду виновников и убью их.
— Могли такое сделать хулиганы? Ну, уличные бандиты?
Патрик отрицательно покачал головой:
— Нет, сделано слишком профессионально для уличных банд. Я думаю, что искали документы на право владения, так как даже полы вскрыты. К счастью, я держу их в особом месте. Нам надо узнать, зачем они кому-то понадобились. Я законный владелец, непонятно, на кой черт другим людям мои бумаги?
— Ну, наверное, они хотели сами получить кусок пирога.
— Значит, теперь надо угадать, чья это работа, и вселить в засранцев страх божий.
Вилли вытер пот со лба.
— Я думаю, что это Партридж или Ганнер.
Патрик саркастически прорычал в ответ:
— Черт возьми, Вилли, невпопад, как всегда.
Вилли явно обиделся.
— Не надо наезжать на меня, Пэт. Я же на твоей стороне.
С этими словами он поднял с пола фотографию Рене и попытался ее разгладить своими большими неловкими руками.
— Тот, кто сделал это, получит от меня хорошую затрещину, — проворчал он. — Дело принимает слишком личный оборот.
Патрик обнял Вилли за плечи.
— Извини, старина, я погорячился. Все это слишком раздражает меня. Я не понимаю, кто и по какой причине меня преследует. Я могу бороться, могу нанести удар, но сначала надо точно выяснить, с кем я имею дело и, что еще важнее, почему.
— Я грешу на Ганнера, Пэт. Он мне никогда не нравился, сутенер несчастный.
— Кто бы это ни был, пусть обзаведется артиллерией, она ему понадобится. Мне сейчас уже не до шуток.
В голосе Патрика слышался гнев. Вдруг зазвонил телефон, и оба поняли, что телефон — единственная вещь в комнате, которая осталась в целости.
Патрик поднял трубку.
— Мистер Келли? — тихо спросил женский голос.
— Да.
— У вас две минуты, чтобы освободить здание. Оно сейчас взорвется.
Несколько секунд Патрик недоверчиво смотрел на трубку, а затем сказал Вилли:
— Кто-то мне сейчас сообщил, что офис через две минуты взорвется! Можешь поверить?..
Вилли схватил его за руку:
— В таком случае, Пэт, пошли отсюда.
Когда они вышли, Патрик посмотрел на офис и склад, принадлежавшие ему больше тридцати лет.
— Это, наверное, конец, — пробормотал он.
Вилли втолкнул его в машину и выехал на дорогу. Припарковавшись подальше от здания, они решили посмотреть, что будет.
Прогремел взрыв.
В ушах Патрика еще звучали его раскаты, когда им с Вилли, отъехавшим уже довольно далеко, встретился кортеж пожарных и полицейских машин. Патрик бормотал:
— Невероятно, просто невероятно.
Вилли хранил молчание.
Лерой Холдингс очень устал. Ему пришлось два дня без отдыха носиться по делам, и он понимал, что надо бы лечь поспать, но предстоял разговор с еще одним дилером о расширении сферы их деятельности вокруг столицы. Наркоторговля и проституция приносили огромные доходы. Женщины и наркотики стали для Лероя настоящей золотой жилой.
Он с удовлетворением оглядел свою со вкусом отделанную кухню. Приехал он сюда издалека, из Манчестера. Ему нравилось жить недалеко от доков, в так называемом Докленде. Местечко было глухое, безопасное, и это нравилось Лерою. Вот только его подружка Летиция совершенно не умела поддерживать порядок в доме, и груды немытой посуды и грязного белья действовали Холдингсу на нервы.
Последнее время Летиция на все махнула рукой. Беременность вконец ее испортила. Как только она узнала, что у нее будет ребенок, она вообще перестала что-либо делать по дому.
Услышав щелканье замка, он закричал:
— Эй, Летиция, я здесь!
Его голос прозвучал громко и агрессивно. Он собирался отругать ее. Пусть его не было дома некоторое время, но, черт возьми, ее дело следить за порядком даже в его отсутствие.
Он посмотрел в окно на Темзу и снова порадовался тому, что поселился в таком замечательном районе. Пожив в многоквартирном муниципальном доме в Манчестере, он ценил этот поворот в своей судьбе. Жить, как в клетке, в квартире дома, принадлежащего местным властям, где каждый жилец приходит в любое время дня и ночи, — нет, такое не для него. Теперь Лерой мог позволить себе любое жилье, но он не транжирил доходы от бизнеса. Он вложил деньги в недвижимость и машины. Машины были его первой любовью.