Джоуи лежал на полу, руки его невыносимо болели от многодневного пребывания в наручниках. Он знал, что стоит потуже затянуть браслеты — и вскоре начнется гангрена. Судя по ужасающему состоянию Вилли, эти русские еще и не то могли сделать.
В отличие от Джеки и Джоуи Вилли не был закован в наручники.
— Смотрите-ка, кто пришел меня навестить, — сказал Вилли хрипло, словно до этого не разговаривал несколько месяцев. — Кому же вы так насолили?
Джеки Ганнер не мог ответить. Его лицо невероятно распухло от меткого удара кованым ботинком. С того места, где он лежал, ему были видны ожоги на ногах Вилли, и запах горелой плоти вызывал у него приступы тошноты.
Джеки и Джоуи влипли, серьезно влипли, и оба отдавали себе в этом отчет. Угроза исходила не только от Бориса, но и от человека, который сейчас, сидя на кровати, задумчиво их созерцал. У Вилли Гэбни имелся к ним особый счет, и оба знали, что, пока он жив, им несдобровать, а его раны и ожоги не делают Гэбни безопаснее.
Они боялись Вилли больше, чем русских.
Лукас Броунинг и Сьюзи Харрингтон дружили с незапамятных пор. Сбежав в пятнадцать лет из дома, Сьюзи начала работать у Лукаса, к которому ее привела подруга. С тех пор парочка прекрасно ладила.
Сьюзи была из тех немногих людей, к которым Лукас испытывал искреннюю симпатию, видя в ней родственную душу. Оба презирали мораль, оба не терпели никакого вмешательства в свою личную жизнь или бизнес. Лукас использовал Сьюзи и наоборот, так как у каждого имелись связи, полезные и для другого. Такая дружба во всех отношениях устраивала обоих.
— Отлично выглядишь, Сьюзи.
Она широко улыбнулась:
— А ты выглядишь отвратительно, и воняет от тебя еще сильнее, Лукас. Ты не меняешься.
Из его горла вырвалось громкое довольное ржание.
— Только у тебя хватает духу вслух говорить мне такое!
— Сделать чайку? — предложила Сьюзи.
— Может, сообразим чего-нибудь покрепче? — ухмыльнулся Лукас. — У меня в спальне ящик виски, двенадцать лет выдержки.
— Не откажусь, приятель. Пойду сама принесу, а то ты и за неделю туда не дотащишься. Ты жиреешь на глазах, Лукас, тебе следует последить за собой. Знаешь ведь: лишний вес — нагрузка на сердце и все такое.
Громко сопя, он закурил косяк.
— Больше бывать на улице… — продолжала Сьюзи.
— Отстань, Сьюз, — оборвал он ее. — Тоже мне мамочка нашлась!
Зайдя в спальню, гостья подняла брови: на кровати лежала полуголая девица и крепко спала.
— А это еще кто?
Лукас махнул рукой:
— Да так. Испытываю новый наркотик, рогипнол. Кажется, классная штука. Стоит подмешать в алкоголь, и телки делают абсолютно все. Но лучше всего то, что они потом долго ничего не помнят. Если вообще смогут когда-нибудь вспомнить, конечно. Подумываю использовать эту штуку для особых фильмов, ну, ты понимаешь.
Сьюзи кивнула, потеряв интерес к разговору, и попыталась обнаружить в шкафчике два чистых стакана.
— Боже, ты хоть когда-нибудь здесь убираешься?
— Ты же знаешь, что нет. Это часть моего имиджа, — одышливо засмеялся Лукас. — А теперь выкладывай, зачем я тебе вдруг понадобился?
Она плеснула им обоим порядочную порцию виски, взяла у него косяк, глубоко затянулась и заявила:
— У меня есть неплохая идея, как можно хорошо подзаработать. Думаю, стоит довести ее до крутых ребят.
Он глотнул виски.
— Что такое?
Сьюзи несколько секунд разглядывала его, прежде чем тихо ответить:
— Детишки, маленькие детишки. Фотографии и все такое. У меня уже есть целая сеть мамаш, с которыми я договариваюсь об использовании их детей для фотографий. Все это началось случайно.
Она откинулась на спинку стула, устраиваясь поудобнее.
— У меня есть кое-какой бизнес в районе, где я живу, и одна из моих постоянных покупательниц пришла как-то и попросила дать ей немного товара в кредит. Ну, ты знаешь, как это делается: нужно втянуть их в долги, тогда они будут постоянно к тебе приходить. В общем, ей позарез требовалась наркота, и она рассказала мне об одной девице по соседству, которая позволяла фотографировать своих детей. Я слегка охренела, но не настолько, чтобы это помешало мне действовать. Короче, я выяснила, о ком речь, и наведалась к ней. На ней я зарабатывала гроши, но теперь я в этом бизнесе освоилась, и настало время делать большие дела. У меня есть материал на пленке и на дисках, так что уже можно выходить на широкий рынок. Мне нужны контакты за границей. Эти детки такие хорошенькие — белокурые, голубоглазые ангелочки, проблема только в том, что мамаши просят за них большие бабки.
Лукас явно заинтересовался. Она наклонилась к нему:
— У меня на примете есть несколько взрослых, которые готовы поучаствовать в процессе, и тебе остается лишь вытащить золотую рыбку! Эта рыбка — я. Я чую здесь бабки, большие бабки.
Лукас уловил возбуждение в ее голосе.
— Ты, малышка Сьюзи, самое порочное создание в нашем порочном мире.
Это было сказано с нескрываемым восхищением. Смеясь, она с гордостью ответила ему:
— Да, я знаю. Правда, идея отличная? Если мы сможем организовать сбыт, то будем зашибать действительно большие бабки. Посмотри правде в глаза, Лук: даже рекламщики знают истинную ценность детей. Это новый рынок. Мы добрались наконец-то до золотого дна.
Она не сказала Лукасу о том, что некоторые ее партнеры уже сидят в тюрьме, ожидая суда. Сьюзи знала: ее не сдадут.
Толстяк одним глотком осушил свой стакан и налил еще виски.
— Думаю, что знаю подходящего парня. Он славный малый, и у него полно связей в кинематографии.
Оба загоготали.
— Но у меня есть одна проблема, Лукас.
Голос Сьюзи стал серьезным, и толстяк моментально на это отреагировал. С мерзкой улыбочкой он сказал:
— Понятно. Наконец мы переходим к настоящей причине, по которой ты хочешь меня во все это втянуть.
— Черт, до чего же противным ты иногда бываешь, — проворчала Сьюзи. — По правде говоря, Лукас, рано или поздно я все равно пришла бы к тебе. Я всегда к тебе прихожу, так ведь?
Он кивнул, соглашаясь, и вновь спросил:
— Так в чем проблема?
Она неуверенно хихикнула:
— Я потеряла ребенка.
Лукас долго ее рассматривал.
— Чего? — спросил он наконец недоверчиво.
— Ты слышал, что я сказала. Я потеряла ребенка.
Вся его туша затряслась в приступе кашля. Брызгая слюной и виски, он прорычал:
— Как ты умудрилась, черт возьми!