Дэвиду Рейли предъявили обвинение в попытке совершения убийства в состоянии аффекта. Когда он давал показания, голос его звучал четко и спокойно. Он не скрывал, что при нападении использовал всю свою силу.
Кейт и Дженни слушали его рассказ о том, как он разоблачил отца:
— Оказалось нетрудно выудить из него правду. Он выпил пива в пабе, так что язык у него развязался. Я спросил его, видел ли он Ташу, и он рассмеялся. Потом я отпустил несколько шуток на ее счет, упомянул в разговоре имена ее детей, и он начал мне все о них рассказывать.
Дэвид опустил голову и тяжело вздохнул:
— Он просто забылся. Он знал о ее детях практически все, утверждал, будто самая младшая уже получала удовольствие от всех этих мерзостей…
Он с силой потер лицо руками.
— Я напрямую спросил его: «Ты маньяк?» Но я уже знал ответ. Я напомнил ему слова Таши, когда она спьяну проболталась в пабе.
Он облизнул пересохшие губы и уставился на женщин затравленным взглядом.
— Вы можете себе представить, что задаете такой вопрос человеку, которого любили всю жизнь? Да о таком даже подумать страшно.
— И что он ответил? — тихо спросила Кейт.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Он не ответил мне. Он не смог. И тогда я потерял рассудок.
Все молчали, пока он пытался собраться с мыслями.
— Я рад, что мама умерла. Это убило бы ее быстрее, чем рак, можете мне поверить.
Кейт смотрела на сидевшего перед ней мужчину. Хороший, добрый человек с крепкими моральными устоями, который всю жизнь работает и является полезным и законопослушным членом общества. Тем не менее он пытался убить собственного отца. Кейт знала: он поступил неправильно, но видела ситуацию и с точки зрения Дэвида.
Он пережил чудовищное предательство. Ему придется жить с грузом своего поступка на совести — это само по себе уже достаточное наказание. Однако и оправдание у него есть — ведь он избавил город от хищника, совратителя детей.
Кейт знала, что думает сейчас как Патрик Келли, но в таких случаях все нормальные люди требуют возмездия. Настоящего возмездия.
Кейт прикурила сигарету и вставила ее между трясущимися пальцами Дэвида. Он благодарно кивнул и глубоко затянулся.
— Мне следовало прикончить его. Но у меня не хватило духу.
Кейт знала, что Патрик одобрил бы действия Дэвида. В глубине души Кейт тоже одобряла их.
— Еще одно. У Билли есть приятель в полиции по фамилии Баркер. Работал здесь много лет назад. Не позволяйте Билли использовать свои связи, чтобы выйти сухим из воды, ладно?
Кейт и Дженни уставились на Дэвида. Это было как манна небесная.
— Они близкие друзья?
— Достаточно близкие, до сих пор время от времени встречаются. Телефон Баркера есть дома в записной книжке.
— А вы его знаете?
Дэвид пожал плечами и ответил вопросом на вопрос Дженни:
— Думаете, он может быть замешан?
— Почему вы спрашиваете?
— Честно говоря, я временами задавал себе вопрос, что могло их связывать. Баркер всегда любил женщин — мой старик часто прохаживался на этот счет. Но теперь я думаю, что детишек он любил больше, чем их матерей. Прямо как мой отец, правда? — Голос Дэвида был полон горечи.
— Вам что-нибудь известно о Кевине и Джереми Бленкли?
Парень вздохнул:
— Немного, по правде говоря. Кевин иногда выпивал со стариком, Джереми я никогда не встречал. Думаю, все они чертовы извращенцы. В этом деле наверняка замешана целая шайка. Когда Паркс пришил Кевина, у меня были смутные подозрения, что тут все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Но ведь никогда не хочется думать о плохом, так? Тем более, когда плохое может коснуться вас самих. Оказывается, мой старик уже давно состоял в компании извращенцев. Не зря он водил дружбу с Бленкли, называл его всякими дурацкими именами.
— Бленкли дружил с Баркером?
— Я не знаю, но хотел бы знать. Вы должны спросить его об этом, ведь так?
Теперь в его голосе звучал вызов, и Кейт понимала, о чем он думает: если Баркер — легавый, то ему удастся избежать наказания. Именно так всегда думают простые люди.
— Принести вам чего-нибудь?
Он кивнул:
— Кофе неплохо бы, и можно еще сигарет?
Кейт вышла из комнаты. Хотелось спокойно подумать, все разложить в голове по полочкам, а затем уже продолжать допрашивать Дэвида.
Если Баркер действительно в этом замешан, разразится невероятный скандал, и она хотела сначала убедиться в обоснованности подозрений, а уж потом заявить о них во всеуслышание. Она также собиралась довести полученную информацию до Ретчета и проследить за его действиями, дабы он не спустил дело на тормозах без веской на то причины. Наконец у них появилась хоть какая-то зацепка, и Кейт надеялась, что удача их больше не покинет.
Тот, кто за всем этим стоит, явно хорошо защищен. Все до смерти боятся произнести его имя.
Эвелин и Грейс молча сидели вдвоем. Виолетта в больничной часовне молилась за своего дорогого брата.
Казалось, обе пожилые женщины, не сговариваясь, заключили перемирие, понимая, что время для пустых перепалок неподходящее. Кроме того, каждая видела: другую тоже снедает тревога.
Грейс, как всегда, была элегантно одета и причесана, хотя и не вполне соответственно возрасту: бутылочного цвета костюм делал из нее пародию на старомодную секретаршу. На Эвелин было темно-синее платье и, несмотря на прекрасную погоду, ее непременные меховые ботинки.
По направлению к ним шла медсестра, и они обе смотрели на нее с трепетом, обуреваемые нехорошими предчувствиями, всегда возникающими в больницах. Страх перед дурными новостями часто оказывается хуже самих новостей.
Молодая женщина процокала мимо, не удостоив их даже взглядом, и губы Грейс гневно сжались:
— Мы, наверное, для них просто какие-то невидимки, судя по тому, сколько на нас обращают внимания.
Эвелин кивнула головой, соглашаясь:
— Точно. Как только заметно постареешь, пиши пропало. Помню, сколько я голов в молодости вскружила! Уверена, что и вы тоже. Насколько я понимаю, вы много лет работали, Грейс. Чем вы занимались?
Грейс подозрительно посмотрела на Эвелин, силясь понять, не издевается ли та над ней.
— Разве ваша дорогая доченька Кейт ничего вам не рассказывала?
Эвелин смутилась, поняв, что случайно разбередила старую рану.
— Я занималась проституцией много лет, — сказала Грейс с вызовом. — Об этом все знают, Эвелин, и я этого не стыжусь. После того как наш старик смотался от нас, мать практически все время болела, и все получилось как-то само собой.