Кудряшов уже закончил заниматься импозантной дамой и теперь сидел на диване, закинув ногу на ногу, и листал очередной журнал. Увидев меня, он отложил его в сторону и спросил:
— Ну как побеседовали?
— Нормально. Узнала много интересного. И о вас, Саша, между прочим, тоже.
— А что обо мне? — испуганно спросил Кудряшов.
— Кое-что из того, что вы от меня скрыли.
— Не понимаю, — захлопал глазами, словно кукла, Саша.
— Вы ведь поругались с Приходько некоторое время назад.
— Ну и что? — обиженно дернул плечами Кудряшов. — Я вам рассказывал об этом.
— А о том, что вы устроили Приходько скандал прямо на работе, после того как вышли из больницы, вы умолчали. Почему? Ведь есть свидетели, которые могут подтвердить, что вы кричали, ругались, грозились убить Евгению.
— Это Юлька вам наболтала? — поджав губы, тихо произнес Саша. — Трепло! — он обиженно отвернулся.
— Не наболтала, а предоставила оперативную информацию, — поправила я Сашу. — Так что вы, Саша, из моего клиента сами очень просто можете превратиться в главного подозреваемого. Может, вы специально хотели отвести от се — бя подозрение, пытались направить меня по ложному следу, обвинив Бакаева?
— Да нет же, нет! — закричал Кудряшов, и я увидела, как на его глазах блеснули капельки слез.
Ну, вот, только истерик нам тут не хватало, с тоской подумала я. Теперь придется ему сопли утирать.
Саша достал платок, отвернулся в сторону и принялся с шумом сморкаться. А потом, судорожно глотая воздух и перебивая сам себя, торопливо заговорил.
— Как же вы, Таня, не поймете… Женя ведь умер! — он снова почему-то заговорил о Приходько в мужском роде. — Я ведь ему все простил. Вы подозреваете меня? Но я не убивал его. Я не имею к этому абсолютно никакого отношения. И я понятия не имею, кому понадобилось убивать Женю. Нет, это Бакаев. Больше некому. Но не я! Не я! Слышите?! — Саша так орал, что в комнату заглянули две испуганные девушки.
— Все в порядке, оставьте нас! — крикнула я, повернувшись к двери.
— Да-да, все нормально, — прохлюпал Саша, снова оглушительно сморкаясь в розовый в цветочках платок.
Девушки вышли.
— Как мне доказать, что это не я сделал, — Саша посмотрел на меня заплаканными глазами, и только сейчас я заметила, что глаза у него были накрашены. Тушь грязными дорожками струилась по гладко выбритым щекам. Саша платком пытался собрать ее с лица, но только еще больше размазывал, отчего стал похож на клоуна. — Я ведь нанял вас, чтобы вы нашли убийцу. Разве это не является доказательством того, что я не убивал Женю? — сорвавшимся голосом прокричал он.
— Нет, — спокойно возразила я. — В моей практике сколько угодно случаев, когда убийца, совершив преступление, сам же нанимал меня, чтобы я расследовала его. И, знаете, я все равно докапывалась до сути, хотя преступник думал, что классно все замаскировал и что я ни за что не догадаюсь. Но, к сожалению или к счастью, все тайное рано или поздно становится явным, — я протянула Саше свой платок, потому что его розовый платочек стал совершенно ни на что не похожим. Он промок и пропитался тушью и прочей косметикой. — До свидания.
Саша, взяв из моих рук платок, растерянно посмотрел на меня и захлопал длинными ресницами.
* * *
Выйдя из салона, я решила отправиться поближе к Бакаеву, ведь в его барсетке я оставила «жучок» и теперь надо было послушать, как он там поживает. Я развернула машину и поехала к загородному дому бандюгана Коляна.
Когда я подъехала и настроила аппаратуру, оказалось, что мне повезло и Бакаев пока находится дома. В наушниках я услышала приглушенные звуки музыки. Похоже, Николая Васильевича не так уж огорчил мой визит, раз он веселится. Я прибавила громкость, хотя «жучок» у меня достаточно современный и улавливает малейшие колебания воздуха, и прислушалась.
Ничего, кроме музыки, слышно не было. Потом раздались шаркающие шаги, и я услышала звук льющейся воды. Потом музыку не стало слышно, Бакаев либо выключил ее, либо убавил громкость. Я прислушалась. Бандюган Колян собрался кому-то звонить — совсем громко раздался писк нажимаемых клавиш сотового телефона. Вслед за этим зазвучал голос:
— Але, здорово, это я, — проговорил Бакаев. — Ну, как там дела? — Он послушал отчет невидимого абонента о состоянии дел, потом сказал: — А я уже договорился. Что? Ну, не знаю, сколько… Тысяч тридцать, сорок, наверное. Или побольше… Нет, не пойдет…
Я ничего не понимала в этой абракадабре и решила, что этот разговор не относится к делу. То есть — к моему делу. Похоже, Бакаев просто сделал какой-то деловой звонок. Я сняла наушники. Что мне теперь, целый день слушать его переговоры с корешами? Посидев немного, я снова надела наушники. Телефонный разговор закончился, снова зазвучала музыка. Колян был, похоже, в таком хорошем расположении духа, что даже что-то подвывал тихонько. Слуха у Бакаева не было и в помине, и он голосил что-то не чтобы рядом с нотами, но даже и не вокруг. Я улыбнулась и сняла наушники. Слушать его телефонные базары, а тем более завывания на произвольные темы у меня не было никакого желания. Подожду немного. Может, он поедет куда.
Я решила переставить машину таким образом, чтобы мне был хорошо виден выезд из ворот дома Бакаева. Я не знала, какая у него машина, поэтому нужно было быть настороже, чтобы не пропустить Коляна, когда он соберется прокатиться по Тарасову.
Прождав часа три или даже больше, я ничего не выиграла. Колян, похоже, никуда не собирался сегодня, ему и дома было хорошо. За то время, пока я ждала, он сделал еще пару звонков приблизительно того же содержания, что и первый, и на этом все закончилось. Колян слушал музыку, периодически подпевая особенно понравившейся мелодии.
Я посидела еще немного для очистки совести, потом убрала подслушивающую аппаратуру, завела двигатель и поехала восвояси. Когда я проезжала по узкой, еще не заасфальтированной дорожке, ведущей к главному шоссе, мне навстречу попалась машина — новенькая сверкающая десятка цвета «розовый беж», за рулем которой сидела молодая девица наглого вида. Сразу стало понятно, что на дорожке нам не разъехаться. Девица принялась нагло сигналить, требуя, чтобы я пропустила ее. Я показала ей, что не смогу сдать назад, так как сразу сзади меня был поворот, но девица продолжала упрямо жать на клаксон.
Тогда я нажала на педаль газа и плавно тронулась навстречу ее новехонькой «десятке», давая этой глупой корове понять, что не намерена уступать ей дорогу, а собираюсь протаранить ее тачку, если она не уберет ее по доброй воле. Девица вытаращила глаза, видя, как я медленно, но верно двигаюсь ей навстречу. Наконец, она сообразила, что я сейчас сомну передок ее машины и принялась лихорадочно отъезжать назад. Сдав достаточно для того, чтобы мы могли нормально разъехаться, девица с пренебрежительным видом уставилась на мою поношенную и видавшую виды «девятку», а когда я проезжала мимо, презрительно хмыкнула. Вот ведь глупая курица!