— Хорошо, допустим, я соглашусь. «Прага».
— Поехали.
— Но у меня тут машина…
— С этой стоянки она никуда не денется, я вас доставлю сюда или отвезу домой, как хотите.
— Да мы ведь были на ты, — сказала Ольга.
— Тогда — прошу, пани. — Он распахнул дверцу черной «БМВ».
В «Праге» его тоже хорошо знали, засуетились, забегали, Кирилл Васильич, Кирилл Васильич… Столик нашелся мгновенно, да не простой, а за ширмой, вроде отдельного кабинета. И официант склонился перед ними в почтительном поклоне, едва сели на стулья, протянул меню.
— Что хочешь, Оля? — спросил Орехов.
— Мяса, — сказала Ольга. — Классного мяса и водки под него.
— Понял? — поднял глаза к официанту Орехов. — Но сперва закуски. Работай.
— Сей минут, Кирилл Васильевич, — отрапортовал официант.
— Я знаю, у тебя нет мужа, — сказал Орехов.
— А у тебя теперь — жены.
— Верно… Но я обеспечил дочку и жену, отдал дачу. Знаешь, противно, когда на бракоразводном процессе делят стулья, правда?
— Правда.
Официант принес закуски — семгу, салат «Столичный», грибы маринованные, запотевший графинчик с водкой.
— Хочешь купить меня? — спросила Ольга.
— Нет. Однажды купил себе жену, и вот что получилось из этого. Хочу угадать твои желания. И только. — Он принялся ее угощать. — Семга, надеюсь, тебе понравится. Грибы, они здесь классные. Ну а салат… Попробуй сама. — Налил в рюмки холодной водки. — Давай, Оль?
Они выпили, закусили, все Ольге понравилось — безумно вкусно, невероятно, и она сама по новой наполнила рюмки.
— Ну давай за тебя, чтоб все было нормально, Орехов.
— Давай, — согласился он.
— Ты хорошо обеспечил свою семью? — спросила Ольга, налегая на семгу и салат.
— Да, — просто ответил Орехов. — Отдал дачу дочке с гувернанткой, ну и жена, конечно, может там жить, но без хахалей. А из квартиры я ее попер. Извини за грубое выражение, но больше не хочу ее видеть там.
Ольга усмехнулась. Грубое выражение? По сравнению с тем, что приходилось слышать от злых оперативников, это звучит даже галантно…
— А деньги? У вас ведь это самое главное, — не успокаивалась Ольга.
— Миллион баксов на дочку, миллион баксов жене, чтоб не чувствовала себя несчастной, — равнодушно сказал Орехов. — О чем мы говорим, Оля?
Ольга сосредоточенно жевала пластинку семги. О чем? Действительно! Ее оклад позволял в общем-то жить безбедно, да еще сухой паек, и вообще, ей-то мало нужно было, все деньги уходили на ребенка. А тут — миллионы долларов, туда, сюда… Интересно, конечно, было прикоснуться к ним. Но и раздражение шевельнулось в груди. Он думает смутить ее этим? Или соблазнить?
А вообще, это очередное представление или…
Орехов словно угадал ее мысли:
— Да к черту эти миллионы, Оля, у меня еще есть, официальные, между прочим, налоги с них заплачены. Только что-то радости от этого нет. Вот и все, понимай, как знаешь.
— Что понимать, Кирилл?
— Оль, я и сам не знаю, правда.
Официант принес лангеты. Ольга еще выпила водки, с удовольствием съела кусок тающего во рту мяса.
— Орехов, признайся честно, тебя снова ждет дама в белом «мерседесе»? — резко спросила она.
— Нет, — сказал он, — никто меня не ждет. А зачем?
— Но ведь тебе нужно… Ты ведь не совсем правильный мужчина, так?
— Было так. Поедем ко мне, убедишься, что все изменилось. Во всяком случае, я надеюсь на это. Скажу прямо — с тобой мне не хочется смотреть больше ни на кого.
— Неужели?
— Ну вот и проверим, так оно или нет. Ты же понимаешь, что я не могу ничего плохого сделать капитану органов. Я ведь не самоубийца.
Он не врал, она это чувствовала.
— Ладно, поехали… — сказала.
Потому что сама хотела этого.
Прошло почти две недели с того кошмарного вечера, когда на даче Романчука на них напали бандиты. Синяки сошли, ребра уже не болели, Игошев даже работу себе нашел, стал редактором отдела новостей в одной из партийных газет. Партию эту он недолюбливал, как, впрочем, и все другие партии, но коли они задумали перед выборами издавать свою газету и готовы платить ему зарплату — то пусть будут. Деньги предлагали небольшие, пять тысяч рублей в месяц, но пока суть да дело, и это ничего, а там, глядишь, найдет себе должность и получше.
На службу он еще не выходил, в понедельник первый день, а сегодня, в субботу, как обычно, играл с дочуркой в комнате. Настя была главным редактором, а он — заведующим отделом в ее газете.
— Что ты написал, зав? — строго спросила девочка, она ходила перед ним, сидящим на диване.
— Я написал про новости, босс, — смиренно ответил Игошев.
— Я тебя спрашиваю: что ты написал?
— Что-нибудь не так? Извините, босс, сейчас же исправлю.
— Ты забыл написать, что сегодня я упала с велика и разбила коленку!
— А-а… Да-да, это же самая главная новость, босс. Но я подумал, как же наш главный редактор может упасть с велика? Избиратели подумают, что он просто не умеет ездить.
— А ты напиши, что босс катался в крутых соревнованиях с чемпионами мира! Ты что, совсем не соображаешь, зав?
— С какими чемпионами, уважаемый босс? Избиратели ведь хотят знать, с кем соревнуется их кумир.
— Со всякими! С Шумахером.
— Но Шумахер — автогонщик, босс.
— Для меня он сел на велосипед и бросил свою машину. Она теперь стоит и ржавеет.
— А-а-а, вон, значит, как… Есть, босс, непременно напишу об этом.
Лена слышала их разговор, усмехалась на кухне, готовя ужин. Ох уж эта Настя! Выдумщица, каких мало, вся в папу. Правда, он выдумывал что-то на бумаге, а она и в жизни постоянно фантазирует. Два сапога пара с Андреем. А уж как начнут играть во что-то, ей в лучшем случае второстепенную роль отводят, а чаще всего — роль зрительницы.
Трудновато стало жить в последнее время, но и лучше. Вдруг поняла она еще тогда, на даче Романчука, что вот этот дом, семья, любимый муж и любимая дочурка и есть все самое прекрасное и самое светлое в ее жизни. Пусть денег катастрофически не хватает, о французских духах и модных мюзиклах даже мечтать не приходится, но ведь можно погулять в парке всем вместе, посмеяться от души, слушая, как Настя атакует Андрея своими вопросами, а он отвечает вроде бы покорно, но с таким остроумием! А уж дома…
Как это прекрасно, когда у человека есть дом, любимые люди рядом! Ну и что, если на ужин будут макароны по-флотски с мясом, вынутым из супа? Побольше лука, перчика — и пойдет за милую душу. А потом, когда Настя отправится спать, можно и по рюмочке водки выпить вдвоем и прямо там, на кухне… А потом в ванной… А потом — в постели…