А потом, шагая к автостанции, поняла другое — неправильно она вела себя. Нужно было бодро сказать: «Да, пытаются ухаживать, да мне плевать на них! А особо настойчивым говорю, кто мой парень, — и как ветром сдувает». Вместо этого невнятно промямлила, что да, есть, про то, что в «БМВ» домой ехала… А Саня что должен думать, сидя за решеткой?
Ну дура, и все тут. И ведь не исправишь свою оплошность сразу… Нет, уж лучше приезжать вместе с Владимиром Сергеевичем, он умный, знает, что говорить, всегда может исправить любую ее оплошность. Правда, такого сексуального наслаждения не получит, но с этим можно подождать. Два года — разве это срок? Санька вернется, и тогда они все наверстают…
Но почему-то не верилось в это. И сама не знала почему. Наверное… два года все-таки срок, и немалый, за это время все может измениться. Она не хотела никаких изменений, но… не верила себе.
Вот автовокзал, вот старый автобус до Владимира, она встретилась с любимым человеком, ей было хорошо, а теперь — плохо.
Воронина провела совещание со своими помощниками, решила судьбы семи человек, правда, суд может кое-что изменить, учитывая доводы дорогих адвокатов, но не очень. Судьи знали, что, если дело ведет Воронина, доказательства будут представлены более чем убедительные и требования прокурора — вполне обоснованны. Адвокаты тоже знали это, но с удовольствием брались защищать подсудимых. Деньги им платили немалые, но не они играли решающую роль. Адвокаты понимали — в случае проигрыша им ничего не грозит. Дело свое сделали, но Воронина оказалась сильнее. А вот если переиграть Воронину — статус, а значит, и гонорары повысятся как минимум вдвое.
Да только никто пока не мог переиграть в суде суровую прокуроршу. И поэтому желающих выступать по делу, которое ведет Воронина, становилось все больше в среде адвокатов. Ставки росли. Это знали и криминальные авторитеты, нанимавшие адвокатов. Если выиграешь дело — гонорар увеличивается… до небесных вершин. А там и другие дела на подходе…
Но сегодня Воронина была мрачной и не очень-то вдавалась в тонкости дел, по которым ее подчиненным надлежало в скором будущем выступать в судах государственными обвинителями.
Уединившись в своем кабинете, она снова подумала о дочери. С утра накрасилась, как на свидание… С кем? Неужто снова поехала во Владимир? Вдруг стало ясно, что хотела понравиться не парню, подвозившему ее на иномарке, могла бы так старательно краситься вчера, ведь он подвозил ее из института, после празднования Дня милиции! Вместе учатся, значит… А она вчера ушла в академию с минимумом косметики на лице, во всяком случае, не такой, какая была сегодня утром… И для чего же так старалась? Вернее, для кого? Ответ был один, но чтобы убедиться в своей правоте, следовало позвонить ректору академии. Что она и сделала.
— Добрый день, Петр Петрович, Воронина вас беспокоит. Как там моя дочь?
— Любовь Георгиевна, очень приятно, так сказать, очень, да. Ваша дочь радует преподавателей отменными знаниями. Она у нас отличница и даже получает…
— Я рада, что она учится именно в вашем вузе, Петр Петрович. Простите за некую странность моего вопроса, но… не могли бы вы узнать, была она сегодня на лекциях или нет.
— Светлана — очень аккуратная студентка, уважаемая Любовь Георгиевна.
— Я объясню. Она приболела, температура поднялась, я напоила дочь лекарствами и попросила не ходить сегодня на учебу. Но она же упрямая. Домой звонить не хочу, может, уснула, зачем же тревожить. Но все беспокоюсь, а вдруг убежала? Тогда сейчас же заеду за ней на машине и увезу домой.
Ректор заверил ее, что немедленно все выяснит и тотчас же перезвонит ей. Он понимает и разделяет ее тревогу, здоровье детей — самое важное, у него самого…
Откинувшись на спинку кресла, Воронина минут пять сидела совершенно неподвижно, глядя на стол, где лежали папки с делами, которые вела она или ее подчиненные. А потом нервно сжала сухие губы. Работа всегда была для нее на первом месте, но сегодня… Могла бы и раньше задуматься, почему дочь так тщательно готовится к лекциям. Особенно тщательно! Могла бы что-то предпринять! Остановить ее, уговорить…
Она уже не сомневалась, что дочь поехала во Владимир.
Через пять минут зазвонил телефон.
— Любовь Георгиевна, это Васютин, Петр Петрович, — послышался в трубке радостный голос. — Все, так сказать, нормально. Светлана послушалась вас и не была сегодня на лекциях. Мы будем считать этот пропуск уважительным, так что лечите Светлану, желаю ей скорейшего выздоровления.
— Спасибо, Петр Петрович.
Идиот! Студентка не приходит на лекции, а он доволен и даже без справки от врача считает пропуск уважительным! Да ведь она сама спровоцировала такую реакцию. Сколько времени прошло, а дочь не забывает этого наглеца! Может, и трахается там с ним, потом принесет в подоле… от бандита! Который отбывает срок в колонии!
Нужно что-то делать, но что? Создать этому поганцу такие условия, чтобы он и думать забыл о Светке? Нет, это уже явный перебор. И так достаточно много сделала для него, вернее, для того, чтобы отправить туда, где его истинное место. Уничтожить его там — это уж слишком. Она все же не бандитка, а прокурор. Хотя… с этими поганцами честными методами не справиться. И все равно, большее давление исключается. Значит, нужно давить на дочь, на… папашу поганца, в конце концов, этого дворянина чертова! Она сняла трубку, быстро набрала номер. Как ни странно, в трубке раздался вполне нормальный голос.
— Владимир Сергеевич? Добрый день, Воронина вас беспокоит. Не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора о наших детях?
— Добрый день, Любовь Георгиевна. А зачем вам спрашивать у меня разрешение? Приходите, как обычно, с автоматчиками и разговаривайте в привычной обстановке.
— Владимир Сергеевич, я к вам с автоматчиками не приходила! Меня волнует судьба моей дочери, она, между прочим, единственный родной человек для меня.
— Мой сын для меня — тоже.
— Вы сами виноваты во всем! — не сдержалась она.
— Любовь Георгиевна, если я отвечу так же, возможно, оскорблю ваши светлые чувства. Почему же вы позволяете себе так говорить с незнакомым человеком?
— Извините. Не возражаете, если приду к вам в семь вечера? Придется задержаться — перезвоню.
— Пошлите автоматчика, я дам расписку о невыходе из дома, — язвительно ответил Малышев.
Она болезненно поморщилась, но ничего не сказала. Вечером придет, тогда и скажет. Сдерживая себя, попрощалась, тяжело вздохнула, положив трубку.
Дворяне они, черт возьми! Даже если никчемный пьянчуга, пустое место — все равно дворянин! Лучше б разозлился, обматерил — проще было бы разговаривать, да и привыкла она к таким разговорам. А этот культурно — мол, с автоматчиками… Ничего плохого не сказала, а понятно, что без автоматчиков, то есть без должности, она пустое место.
И наверное, прав…
«Икарус» мчался по шоссе сквозь плотную пелену осеннего дождя. Шипела вода под колесами, с шипением проносились встречные машины, с шипением сквозили мысли в голове, яркие, как фары встречных машин, и такие же тревожные.