— Надо полагать, теперь ты об этом жалеешь? — спросила бабушка Поппи, не слишком шокированная услышанным.
— Да. То есть… нет. — Эми разволновалась. — Понимаешь, потом выяснилось, что этого человека я знаю.
— Ну, конечно, знаешь, раз ты с ним спала.
— Да нет, бабушка, все гораздо хуже. — Эми помолчала. — Это брат Макса.
— Как-как?
— Младший брат Макса, Джет. Ты его видела на ужине, он еще сидел за вашим столом со своей девушкой, итальянской манекенщицей. Ну, помнишь? Она еще тебе понравилась?
— Я что-то запуталась, — сказала бабушка Поппи. — Ты переспала с мужчиной, которого не знала, а он не знал тебя. И в то же время у тебя есть жених, а у него — невеста. Я правильно поняла?
— Совершенно верно.
— Макс знает об этом?
— Нет. Мне очень стыдно. Я хочу ему рассказать, но не могу.
— Вот и хорошо. Лучше держи это при себе, — уверенно объявила старая дама. — Скажешь Максу — только хуже будет. Появятся новые проблемы.
— У меня уже проблемы! Я хочу быть с Джетом, но одновременно понимаю, что должна оставаться с Максом, особенно после всего, что на него свалилось.
— А этот Джет, он так же к тебе относится? Он что же, влюбился в тебя?
— Да.
— А как же его итальянка?
— Она у него не постоянная девушка. Он хочет с ней порвать и быть со мной.
— Это они всегда так говорят, — задумчиво проговорила бабушка Поппи. — Им бы только перепихнуться!
— Бабуля! Ты где таких слов нахваталась?
— Я тебе правду говорю, детка. Тебе лучше услышать ее от меня.
— Бабуля, дай мне совет! — Эми была на грани отчаяния. — Ты же умная, много повидала, у тебя был прекрасный брак — скажи, что мне делать?
— Тебе мой совет покажется старомодным. — Старушка взяла на колени одну из собачек и стала ее гладить.
— И пусть!
— Если чувствуешь, что Джет — твой мужчина, ты должна послушать своего сердца. Сердце не обманет. Иначе потом всю жизнь будешь жалеть.
Макс ехал из Брайтон-Бич к себе домой, в голове его был полный сумбур.
Оказывается, Марина вела куда более опасную жизнь, чем он мог себе вообразить. Сначала — Владимир, который, по-видимому, делился с ней деньгами, добытыми от Макса шантажом. Теперь какой-то Алекс… Что он за птица, оставалось только гадать.
Ну и жену он себе нашел! Где только были его глаза?!
Озлобление в душе у Макса нарастало так стремительно, что он чуть не съехал в кювет.
Марина всегда любила секс. Связывание рук, наручники, кожаные штучки — это был ее арсенал. Макс был ошарашен ее причудами.
После рождения Пулу они вообще очень редко спали вместе. Может, тогда она и связалась с Алексом — чтобы удовлетворять свой неуемный аппетит? Или спала с ним и прежде? Черт бы ее побрал! И ведь даже не выскажешь в лицо. Ее уже нет. Убили. И, если ее любящая мамаша не соврала, убийца ходит где-то рядом. И Ирина знает его! Или и она шантажирует?
Как поступить? Отдать Ирине коробку и деньги? Или передать ее полиции? Макса раздирали сомнения. Если убийца — не Владимир, что ему тогда волноваться? Еще бы не волноваться! Марину, его бывшую жену, мать Лулу, зверски убили, и, как к ней ни относись, это ужасно.
Дома его ждали несколько сообщений на автоответчике. Одно — из Монтока от миссис Коннер, она сообщала, что у Лулу все в порядке и она замечательно проводит время — миссис Коннер даже дала трубку Лулу, чтобы та поздоровалась с папой. Потом было короткое сообщение от Реда, призывавшего явиться завтра в десять утра на семейный сбор. О смерти Марины он не сказал ни слова. Неужели старик думает, что может созывать сыновей, когда ему вздумается, а они и примчатся, виляя хвостиками? Просто издевательство какое-то!
Третье сообщение было от Криса, тот все еще находился в городе, все в тех же «Временах года», и приглашал Макса поужинать с ним и Джетом. Максу сейчас только этого не хватало — сидеть в ресторане с братьями. Ему никого не хотелось видеть, даже Эми — голова идет кругом от всего, что он узнал.
Минут через пятнадцать снизу позвонил консьерж и сообщил, что к нему направляется детектив Родригес.
Чтоб его! Когда этот тип оставит его в покое? И как теперь себя с ним держать? Макс понимал, что совершенно не готов к встрече с детективом.
— Пусть поднимается, — сказал Макс, понимая, что иного выхода у него нет.
Через минуту спустя Родригес уже входил в квартиру. Сегодня он был один.
— Визиты ко мне, похоже, вошли у вас в привычку, — проворчал Макс. — Но я не намерен их поощрять.
— Простите за беспокойство, мистер Даймонд, — извинился Родригес. — У меня к вам всего два вопроса. Следствие продвигается, и кое в чем мы рассчитываем на вашу помощь.
— Да? — сказал Макс, не приглашая полицейского дальше прихожей.
— По показаниям портье в доме миссис Даймонд, к ней регулярно захаживали несколько мужчин. Вы об этом знали?
— Я же вам сказал, — вздохнул Макс, — что понятия не имею, чем и с кем она занималась после нашего развода.
— А я, грешным делом, подумал, что хоть в этом вы нам поможете.
— Откуда такая уверенность?
— Да так…
— Послушайте, — начал Макс, пытаясь сдерживаться, — я вас очень прошу впредь общаться со мной через адвоката. Нельзя вот так являться ко мне в дом, когда вам вздумается!
— Я полагал, вы больше всех заинтересованы в скорейшем раскрытии дела, — произнес детектив Родригес и поправил очки. — И потом — это моя работа. На меня давит мой шеф. А на него давят сверху. Дело-то весьма громкое.
— Ничего удивительного! В самом сердце Манхэттена женщину находят убитой в ее собственной постели, — заметил Макс.
— Может быть, вам будет легче кого-нибудь вспомнить, если я дам вам словесный портрет?
— Вряд ли, — отрезал Макс.
— Вы знали, что ее регулярно посещали трое мужчин? Макс постарался скрыть удивление. Один определенно Владимир. Второй — некий Алекс. Но кто третий?
Он покачал головой.
— Поговорите с ее матерью, может, она поможет. От меня толку мало.
— А вы с Ириной не виделись? — спросил детектив Родригес, теребя усы.
М-да… Вопрос на засыпку. Солгать? Или сознаться, что ездил на Брайтон-Бич?
— Вы же сами навели меня на мысль, что она — мать Марины, стало быть, приходится бабушкой моей дочке. Поэтому — да, я у нее был.
— Правда? — переспросил Родригес, не оставляя в покое свои усы. — И что она рассказывает?
— Да ничего нового. Вам все уже известно.
Детектив в задумчивости уставился на него.