— Сочувствую, — сухо отозвалась я. — Только вот думаю, что совсем не по закону невинных людей в тюрягу упекать из-за ваших формальностей. Или в КПЗ их мурыжить, не разобравшись, в чем дело.

— Вы несправедливы, — покачал он головой.

— В общем, так, Анатолий, не будем разводить дискуссий на этот счет. Надо действовать. И учтите, что в шесть часов настоящий убийца Галины — Валентина Сластникова — будет дома, ожидая того, что вы заявитесь, чтоб взять ее мужа.

Миющенко снова кивнул и вышел из машины. До родного отдела он решил пройтись пешком.

Я же отправилась по адресу Сластниковых. На лобовое стекло упали первые крупные капли долгожданного дождя. Оглушительно треснул гром, вода полилась уже потоком. Прохожие засуетились, прячась под навесы и кроны деревьев. Те, кто оказался предусмотрительнее, раскрыли заблаговременно взятые с собою зонты. Воздух наполнился запахом озона и мокрой пыли. Пока ехала, дождь ослаб, перейдя в состояние мороси. Но после стольких дней жары это было даже приятно.

Глава 9

Дверь на мои требовательные звонки, как и обещала Валентина, никто не открыл. Но мне очень было нужно поговорить с Михаилом до ее прихода. А потому я, выйдя из подъезда, отогнала машину в глубь двора и подошла к окну Сластниковых, которое было слегка приоткрыто.

К счастью, оказалось, что я вполне могу до него дотянуться и ухватиться за карниз. Это облегчало задачу. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что дождь разогнал всех, кто мог бы принять меня за вора-форточника, я открыла окно пошире, подтянулась на руках и через мгновение приземлилась на полу кухни.

Тут по-прежнему было полно мух. К их жужжанию примешивался доносящийся из комнаты храп Михаила. На столе стояла початая чекушка дешевой водки и пустой стопарик.

Тихо ступая, я пошла по квартире. Сластников спал на клетчатой тахте, уткнувшись носом в ее спинку. Проследовав в другую комнатку, я остановилась возле облезлого платяного шкафа, потянула за маленькую железную ручку и открыла створку. На полках как попало лежало скомканное разноцветное белье. Не боясь нарушить порядок, я переворошила его и, не найдя ничего интересного, открыла другую дверцу.

В этом отделении, более аккуратном, висели на плечиках зимние вещи, какие-то платья и единственный мужской костюм, покрытый целлофановым пакетом. Проведя по нему рукой и отодвинув в сторону, я присела на корточки. В глубине шкафа, возле самой стенки, лежал яркий пакет. Я вынула его, раскрыла и увидела внутри серую ветровку, розовый халатик, симпатичную кожаную косметичку, черный купальник фирмы «Медуза» и парик «каре».

Осторожно взяв за уголок, чтоб не оставить отпечатков своих пальцев, вытащила косметичку из пакета и высыпала ее содержимое перед собой прямо на пол. Губная помада, тушь для ресниц, пудра — все было на первый взгляд новое. Но опустевшая косметичка показалась мне тяжелей, чем должна быть. Повернув ее на себя дном, я заметила маленькую складку с замком-»молнией». Потянув за «собачку», обнаружила потайной кармашек, в котором были два ключа, пристегнутых друг к другу обычной канцелярской скрепкой. Никак от дачи Лены.

Положив все на место, я подошла к старомодному трюмо. Выдвинув один из ящиков, стала изучать косметику, которой пользовалась хозяйка квартиры. Просто так, от нечего делать. Все здесь имело довольно плачевный вид: надтреснутая пудреница, выскобленные спичками помады цвета «карамель», огрызки карандашей для глаз, потрепанная коробочка ленинградской туши, смесь рассыпанных теней. Какая-то помойка, а не «уголок девушки». Внимание привлекла новая вещица — тюбик розовой перламутровой помады, которой пользовались пару раз, не более.

Затем я обследовала второй ящичек. Он оказался более «порядочным». И то скорее потому, что был почти пустым. Лишь мужской лосьон «Демон», коробочка из-под опасной бритвы да выдавленный до предела тюбик крема после бритья «Старт» были его содержимым.

Проследовав в ванную, являющую собой совмещенный санузел с полуобвалившейся кафельной плиткой, я визуально изучила предметы гигиены, расположенные на мутной стеклянной полочке под зеркалом. Баночка из-под майонеза, в которую были воткнуты помазок, лысеющий, как и голова его хозяина, и опасная бритва. На ее ручке никаких гравировок не было.

В коридоре возле двери стояла тумба для обуви, которую я тоже не преминула исследовать. Среди старых изношенных тапок, ботинок и босоножек, кои следовало бы немедленно снести на помойку, я нашла довольно приличные, почти новые мужские кроссовки. Вот они-то меня и заинтересовали: на одной подошве темнело бурое пятно, другая подошва была совершенно чистой.

Я вернулась в кухню, присела на краешек табуретки и закурила. Вообще-то я уже знала, зачем сюда пришла, но мне был нужен небольшой тайм-аут для окончательного подведения итогов. Искурив сигарету до самого фильтра и развеяв остатки сомнений, я решительно направилась будить Михаила.

Пришлось довольно долго трясти его за плечо, прежде чем он наконец повернулся в мою сторону и разомкнул набрякшие веки.

— Ты кто? — спросил Сластников хриплым басом и уставился на меня замутненным взором.

— Поговорить бы, — кивнула я в сторону кухни.

Совершенно ничему не удивляясь, Михаил сунул ноги в тапки со смятыми задниками и, слегка покачнувшись, встал. Он был довольно высок и тощ. Грязная футболка с надписью «Чикаго» висела на нем, как на заборе.

— Ну пошли, — грохотнул он, покидая комнату, наполненную запахом перегара, шаркающей походкой.

В кухне я опустилась на то же место, где только что сидела.

Хозяин дома, достав из буфета еще один стопарик, поставил его передо мной и, ни слова не говоря, разлил по рюмкам остатки водки.

— Спасибо, но я за рулем, — отказалась я, отодвинув от себя резко пахнущий напиток.

— Тем лучше, — только и сказал Михаил, заглотнул мою порцию и, довольно крякнув, сел напротив. Его затуманенный взгляд, не выражавший абсолютно ничего, блуждал по моему лицу.

— Я, собственно, хотела о Гале Луговичной поговорить, — без прелюдий начала я.

— О Гальке? А что, нашлась наконец? — без особого интереса спросил Валентинин муж и полез в карман брюк.

Выудив пачку «Астры», он не спеша закурил. Я молчала, пытаясь следить за его реакцией. Но реакции не было никакой.

Сделав несколько затяжек, Михаил отправил в рот вторую порцию водки, занюхал ее сигаретным дымом, что я, признаться, видела впервые, и только тогда в его красноватых глазах стал заметен интерес к жизни.

— Да ты кто, хрен меня раздери?! — гаркнул он и улыбнулся.

— Я частный детектив. Веду расследование по делу Галины и Рудольфа Луговичных. Тебе знакомы такие? — спросила я, обращаясь и понимая, что Михаил не знает о смерти Гали.

— Рудо-о-ольфа, — протянул он, недовольно скривившись. — Известен мне этот хмырь.

— А почему хмырь?