— И не надо. На этот случай в нашей прессе сразу развернулась бы кампания по обвинению западных спецслужб в похищении бывшего разведчика вместо конструктора. Поместили бы наши с братом фотографии. А после по-тихому обменяли бы на кого-нибудь из засветившихся у нас их сотрудников. Обычная практика всех спецслужб, — хладнокровно прокомментировал возможный ход событий Полежаев. — Кстати, я заканчивал Кембридж и в технике разбираюсь. Немного, — улыбнулся Викентий.
Ох, эта его милая улыбка!
— Больше всего в этой истории меня поразил поступок Галины Ветровой. Этакая леди Макбет Зареченского уезда. Сначала убила мужа и сестру ради любовника и денег, а в финале драмы пустила себе пулю в лоб. Все-таки сильный характер, — не переставала удивляться я.
— Не спорю, сильный. Галина знала, что ее ждет: соучастие в двух убийствах, незаконная торговля оружием, похищение Полежаева — тут тянет минимум на пожизненное заключение. Прибавьте к этому ненависть единственной племянницы, понимавшей, кто заказал убийство матери. Ветрова с Кудриным, став родственниками благодаря Ирине, просто нашли друг друга. Как это в русской поговорке — одного поля ягодки? Андрей Ветров, по воспоминаниям знавших его, — бескорыстный романтик, отдававшийся творчеству без остатка. Деньги его не интересовали. А Ирина — пустышка, так и не нашедшая своего места в жизни. Они оба явно мешали «сладкой парочке», и Галина с Игорем встали на кровавый путь. Вот почему Галина в конце, сообразив, что все потеряно, предпочла сама расквитаться с жизнью. — Викентий замолчал.
— Оксана знает, что ее спас дядя, а не отец? — спросила я.
— Знает. Я привез ее домой, а там все ждут — Иннокентий, Наташа, Вадим… Оксана вначале растерялась, совсем как вы сегодня, смотрела то на меня, то на брата. Потом, узнав, что я дядя, обрадовалась, рассмеялась и говорит: думала, найду одного отца, а отыскала сразу двух. Вы разве с ней не согласны? — Мы дошли до парка, что в начале Немецкого проспекта, остановились.
— Согласна. Целиком и полностью, — пролепетала я.
— Тогда почему я не слышу, Таня, вопроса, обращенного ко мне? — Полежаев пристально посмотрел мне в глаза.
— Потому что я трусливая женщина и очень боюсь задать этот вопрос… — невнятно прошептала я.
— Тогда я сам на него и отвечу, Таня! — Викентий кашлянул от волнения. — Я вдовец, у меня есть сын-студент, а больше никого…
Дождь уже не просто моросил, а припустил вовсю и лил все сильнее и сильнее. Мы стояли с Викентием под старым дубом и целовались, как подростки, не обращая внимания на холодные струи, поливавшие наши лица из-за того, что зонт оказался не у дел — руки Викентия обнимали меня.
— Гладиатор ты мой, Гладиатор!.. Теперь я так стану тебя называть, можно? — шептала я ему.
— Можно, родная моя, можно… — отвечал Полежаев, упоенно прикасаясь к моим губам.
Но это уже совсем другая история…