Квартира его вовсе не подходила под такое слово – это была большая мансарда, разделенная на отсеки каменными перегородками футов в шесть высотой, которые не доставали до уходящего ввысь конусовидного потолка. Мебели было немного, и вся она в стиле модерн: или черное, или белое, или из чистейшей стали. Все было ярко и лаконично, как на его фотографиях.
– Ты сам все так устроил? Он засмеялся:
– Ни один профессиональный дизайнер этого бы не потянул. А кроме того, я люблю заниматься этим делом.
– И я тоже, – сказала она, исследуя его помещение. – Но ты должен признать, что это ни на что не похоже.
– Вот это мне и нравится, – сказал он, следуя за ней в компактную стальную кухню. И подошел ближе. – И вот почему ты мне нравишься, – прибавил он и неожиданно прижал ее к стальной дверце холодильника и поцеловал прямо в губы. Без всяких подготовительных маневров. Без обязательного предложения: «Не хочешь ли выпить» или: «Хочешь я тебе квартиру покажу?» Он даже не потрудился поставить на проигрыватель пластинку Джони Митчела, о котором говорил весь вечер.
Он только поцеловал ее.
Поцелуй был крепкий и чувственный. Ничем не напоминающий то поклевывание в щеку при расставании у подъезда. Это был настоящий поцелуй.
И она даже задохнулась, но он все длил его.
Какое-то мгновение она сопротивлялась, тело напряглось, словно не хотело его близости.
Но он был настойчив, и постепенно она почувствовала, что отвечает ему: по телу разлилась теплота, и приливная волна желания, так долго глушимого и подавляемого, неожиданного, удивившего своей внезапностью, обессилила ее и сделала беззащитной.
Через несколько минут его рука скользнула к ее груди, трогая, чувствуя, поглаживая.
Она сказала нерешительно, как бы против воли:
– Джимми… я не уверена…
– Зато я уверен, – ответил он, и руки его скользнули за вырез платья, затем ей за спину, расстегивая лифчик.
И все это время он не отрывал своих губ от ее и настойчиво, языком, вторгался в ее рот, и его дыхание жгло ее.
Она откинула назад голову и перестала сопротивляться. Он обнажил ее грудь, и его губы медленно скользнули к соскам.
Он нежно сжал груди, прижимая их одна к другой, и старался лизнуть соски одновременно. А затем руки медленно поползли к ней на спину, и он опустил «молнию» на платье, и оно упало на пол.
Теперь она закрыла глаза и старалась больше не думать о Нике, старалась забыть о нем, отныне и навсегда. Все случилось так быстро, и она бессильна была это остановить.
– Как хорошо от тебя пахнет, – прошептал он.
И больше уже ничто не имело значения, совсем ничего. Отсюда она не могла повернуть вспять, ион мог делать с ней псе, что хотел.
Он поднял ее и понес в спальню и нежно положил на середину большой кровати.
Она лежала, вся отдаваясь ему. Ведь выбора уже не было, она слишком долго была одна.
А Ник Анджело, ведь он так тогда и не вернулся.
– Я выхожу замуж, – сказала Лорен, нервно сжимая руки.
Сэмм подняла глаза от контракта, который изучала, и сдвинула на лоб огромные очки в роговой оправе:
– Что ты сказала?
– Замуж, – повторила она, словно это было все так, между прочим.
Теперь Сэмм слушала ее очень внимательно.
– Не верю, – сказала она, кладя очки на стол.
– Но это правда, – выдавила она из себя, говоря гораздо спокойнее, чем чувствовала себя при этом.
Сэмм потянулась за длинной тонкой сигаретой, и ее кроваво-красные ногти убийственно сверкнули.
– Могу я узнать, за кого?
– За Джимми Кассади.
– Моего Джимми Кассади?
Сэмм считала себя полновластной собственницей и всех фотографов, которые работали с ее девушками, они все принадлежали ей.
Лорен кивнула:
– Да, это так.
С минуту Сэмм хранила молчание, переваривая неожиданную новость. А затем сказала:
– Но это как-то вдруг?
Лорен почувствовала себя школьницей перед строгим учителем. Но зачем она так? Она вовсе не обязана ничего Сэмм объяснять.
– Мы встречаемся уже шесть недель, – сказала она. «И спим вместе три», – хотелось бы ей добавить, но она не стала. Ее личная жизнь – ее личное дело.
Сэмм взяла тонкую золотую ручку и постучала по лаки-' рованной поверхности стола.
– Шесть недель – это недостаточный срок, чтобы узнать кого-нибудь как следует.
– Но мне этого достаточно, – ответила она, подумав, что ей вовсе ни к чему все эти назидания.
– А ты не думаешь… – начала Сэмм.
– Хотела бы услышать ваши поздравления, – отрезала Лорен, тем самым навсегда разрушая уже сложившиеся в сознании Сэмм имидж «послушной крошки Лорен». – О, и я хочу предупредить вас за две недели, как полагается, что ухожу, – Джимми хочет, чтобы я работала вместе с ним.
Но Сэмм была слишком мудра и ничего не ответила. Очевидно, Лорен подпала под влияние Джимми Кассади, и что бы она сейчас ни говорила, не стоит обращать внимания. Мужчины! За последние годы они причинили ей больше неприятностей, чем хотелось бы. Обычно какой-нибудь блестящий плейбой подцеплял одну из ее моделей, иногда это был некий болтливый менеджер. Но уж относительно Лорен она не беспокоилась, не думала, что и ее кто-нибудь увлечет.
Сэмм могла позволить себе быть настроенной скептически, но девушки в офисе восприняли новость как сенсацию. Пиа, казалось, особенно радовалась за нее. А когда об этом узнала Нейчур, она специально приехала в офис, крича:
– Это чертовски сногсшибательно! Так, значит, он все-таки не гомик!
Значит, Нейчур правда с ним не спала. Джимми с первого же раза, как они сблизились, заговорил о женитьбе. И хотел жениться немедленно.
– А чего нам ждать, какой в этом смысл? – с спрашивал он. «Смысл в том, чтобы понять, не ошибочное ли это решение».
Сэмм была права – и шести недель было недостаточно, чтобы кого-нибудь узнать как следует. И чем больше она узнавала Джимми, тем больше он ей казался каким-то особенным, совершенно непохожим на других мужчин, которые ей встречались в Нью-Йорке.
При всем при том сначала она отказалась.
– Но почему нет? – упорствовал Джимми. И она не могла убедительно объяснить.
Но он настаивал, и она наконец изменила решение.
Джимми привлекателен, серьезно относится к работе, он хороший любовник и, по-видимому, искренне желает ей самого лучшего. И мысль, что, наконец, она прибьется к кому-нибудь и будет в безопасности, казалась очень соблазнительной, и она сдалась. А кроме того, ее увлекала его страсть.