Выполнив заказ, Рокки всучил ему кассету с записями Хевен.

– Это дочка Силвер Андерсон, – сказал он. – Передай кому-нибудь, кто может послушать. Если что-то выгорит, получишь свой процент.

Неделю спустя знакомый со студии объявился.

– Как она выглядит?

– Шестнадцатилетняя динамистка. Аппетитная.

– Нужна фотография. Только не любительская. Студийная.

– Есть.

Рокки пришлось подождать, когда она ему позвонит. Дорога в дом на побережье ему была заказана – дядя Джек установил строгие правила.

Когда она наконец позвонила, он спросил насчет фотографий.

– Антонио – ну, знаете, знаменитый фотограф – сделал потрясающие снимки, – сказала она. – Но он никому их не отдаст.

– Предоставь это мне, – перебил ее Рокки. – Дай его адрес – дальше не твоя забота.

На следующий день он развязной походкой вошел в студию Антонио, поигрывая внушительными мускулами и криво усмехаясь.

– Привет, красотка, – бросил он секретарше, исповедовавшей лос-анджелесский стиль – прическа под панка, оранжевый грим, геометрический наряд а-ля шестидесятые.

Она уставилась на него. Человека, похожего на Рокки, она не так давно видела в телепрограмме «Голливуд крупным планом», и этим человеком был Силвестр Сталлоне.

– Чем могу вам помочь? – спросила она.

– Чем пожелаешь, малыш! Я весь к твоим услугам!

В результате ему удалось махнуть унцию первосортного кокаина на глянцевый фотоснимок Хевен двенадцать на четырнадцать – надо признать, совершенно отпадный.

– Только не смейте никому говорить, где вы его взяли, – предупредила секретарша. – Он скоро появится в «Базаре», и Антонио меня убьет, если узнает, что я его кому-то отдала.

Рокки прижал указательный палец к губам.

– Твоя тайна – моя тайна. Я соблюдаю кодекс молчания.

Не показывая снимок Хевен, он отвез его знакомому на студию, а тот, видимо, передал в нужные руки, потому что на следующий день раздался желанный звонок:

– Тащи ее сюда.

Что он и сделал. И все состоялось.

И вот через несколько месяцев они прослушивали шикарную свежеиспеченную запись, готовую бомбить эфир.

Минуточку – он же чувствовал, что вот-вот подснимет козырную карту! Эта карта – Хевен. И она принадлежит ему на 51 процент.

Она принимала комплименты, излучая теплое сияние, с трудом веря, что это все-таки происходит с ней! Ей хотелось только одного – чтобы ее песня стала хитом. И она знала – так и будет. Хотя сама она слышала эту песню иначе. Собственно говоря, то, что получилось, не было ее песней, да и оранжировку она бы предпочла поспокойнее – вышло что-то уже очень громкое. А название: «Сегодня я тебя съем!» – было слегка грубоватым. Насчет текста наверняка будет много споров, но разве это плохо?

Припев звучал так:

Я людоедка – да, да, да

Людоедка – ждет тебя беда

Людоедка – и знают пусть все

Сегодня я тебя съем!

Не Бог весть какие сложные слова. Но она вложила в них душу. И получилось здорово!

Украдкой глянув на Рокки, она решила по его виду, что он доволен; еще бы ему быть недовольным, если половина всех ее доходов посыпется к нему в карман! Впрочем, он это заслужил. Без Рокки вообще ничего это не было бы.

Когда в тот вечер дядя Джек вернулся ко вздыбленному пепелищу – последствиям молодежного куража, – весь гнев он выместил на бедном Рокки, который, собственно говоря, и виноват ни в чем не был. Выпихнув его из дома, он взялся за нее.

– Этот мерзавец должен уйти из твоей жизни раз и навсегда. Понятно?

– Почему? – с вызовом спросила она.

– Почему? Ты еще спрашиваешь? Таким сердитым она его не видела.

– Вот тебе целый список причин, – продолжал он жестко, но сдержанно. – Во-первых, он – мразь. Во-вторых, ты еще ребенок, он тебе почти годится в отцы. В-третьих, он… – Джек остановился, борясь с раздражением. – Зачем я тебе это объясняю? Я тебе поверил, а ты меня подвела. Впредь будешь меня слушать, и когда я велю тебе что-то делать, будешь это делать. И никаких вопросов.

Ничего себе, веселенькое лето ей предстоит! Уж лучше бы она осталась с рассеянным дедушкой.

Но все образовалось. Через несколько дней Джек остыл.

Втайне от Джека она связалась с Рокки, потом пришлось тащиться в Вэлли и выуживать из дедушки подпись на контракте, составленном Рокки, – а уж потом пошло-поехало.

И вот у нее готова пластинка, она скоро выйдет, и, конечно, это был самый главный день в ее жизни!

Вот только поделиться радостью было не с кем. Один Рокки – кроме него о ее подвигах никто не знал.

Но скоро узнают все. «Колледж рекордз» собирались организовать большой прием и огорошить ею ничего не подозревающий мир.

– Они будут довольны, если приедет твоя мать, – сказал ей Рокки два дня назад.

– Ни за что! – взорвалась она. – И не хочу, чтобы ее фамилия вообще всплывала, и дядина тоже. Не шучу.

– Успокойся ты, – отмахнулся он от нее и тут же попросил отдел рекламы, чтобы о ее родстве написали все, кто будет писать о пластинке.

Минуточку – дитя оно и есть дитя. Ничего, скоро разберется. Нужно пользоваться всем, что у тебя есть.

Рокки нравилось, что скоро он может стать преуспевающим личным менеджером. Ха-ха! Вот это скачок! Как и Уэс Мани, он выплывет в свет и даже не подумает оглядываться назад. Главное – оба они подсекли одно семейство! Вот хохма! Уэсу досталась старая телка, ему – молодая. Нет, пока он к ней не подкатывался. Пока. Куда торопиться? Времени у него – вагон.

74

– Заметила, как он на меня смотрит? – сердито спросила Силвер у Норы – они сидели в ее гримерной и поглощали легкий ленч.

Нора выгребла из салата оливку и отложила в сторону.

– Надо сказать, чтобы это подавали только в напитках, – проворчала она.

– Слушай, когда я к тебе обращаюсь, – разозлилась Силвер. – Захария Клингер не отводит от меня глаз.

– На твоем месте я была бы польщена.

– Ты, слава Богу, пока не на моем месте. И кончай выпендриваться!

Нора пожевала листик зелени.

– У него был с тобой роман. Он не может об этом забыть. Подумаешь, преступление.

– Ты не знаешь Захарии. Когда он чего-то хочет, он всегда этого добивается. Он и в те времена такой был, хотя власти, как сейчас, у него и в помине не было.

– И что?