– Ладно, сделай одолжение – займись делом, – сказал Рокки, пихая в его сторону тяжелый ящик с вином. – До взрыва бомбы остался всего час. – Он понизил голос. – Тут я кое-что в ящичек сложил. Как только улучишь минутку – оттащи в свою тачку. Завтра я к тебе подскочу, и все разделим.
– Почему в мою? – возмутился Уэс.
– Потому что присматривать будут за мной. Конечно. Кого еще могут застукать на краже бухла?
Никого, кроме старины Уэса Мани.
Этот Рокки – скотина. За кого он Уэса держит? Да какая разница! Спереть ящик бухла – почему нет? Жизнь – это риск, а рисковать, щекотать себе нервишки – это ему нравилось.
Силвер перебрала пять вариантов, прежде чем остановилась на фиолетовых шифоновых брючках а-ля гарем, текучем верхе с золотым шитьем и длинном парике под Клеопатру. Вид получился экзотический – эдакая египетская королева. Особенно когда она дополнила туалет массивными – в такие заковывали рабов – золотыми браслетами, гигантскими кольцами-серьгами и несколькими бриллиантовыми кольцами впечатляющих размеров.
Спиртного она не брала в рот уже несколько месяцев, но вовсе не потому, что была алкоголичкой и держала себя в руках. Бокал шампанского со льдом перед вечерним выходом будет в самый раз. Она решительно сняла трубку внутреннего переговорного устройства и позвонила на кухню.
Ее управляющий, Владимир, оттолкнул локтем китаянку, чтобы откликнуться на зов хозяйки. Бедная женщина чуть не упала и выругалась по-китайски – дескать, до чего же эти американцы свиньи. Владимир, немного понимавший по-китайски (у него был пятилетний роман с китайской официанткой, которой не повезло – в Санта-Монике она упала с пирса в воду и утонула), не обратил внимания на эти оскорбления и закурлыкал в трубку.
– Слушаю, мадам? – Его английский был почти безупречен, если не считать легкого оглушения согласных. – Што мадам угодно?
– Шампанское, Владимир. Очень холодное. И очень быстро.
– Конешно, мадам. – Он схватил Уэса, который как раз шел к задней двери с ящиком контрабанды, тщательно отобранной Рокки. – Ты! – резко выкрикнул он.
– Кто, я? – невинно откликнулся Уэс, думая: ну, мать честная, вот меня и зацапали.
– Шампанское. Для мадам. Pronto. (Pronto он унаследовал от итальянского официанта, с которым две ночи делил любовь, и тот всякий раз в минуты оргазма – довольно частые – кричал «Pronto! Pronto!»)
– Для какой мадам? – терпеливо спросил Уэс: может быть, этот русский гомосек имеет в виду мадам Вонг, которая в данную минуту пыталась испепелить их взглядом? Только чем таким она могла заслужить шампанское?
– Мадам Силвер, – пояснил Владимир, презрительно поднимая бровь – есть же необразованные кретины на свете! – «Кристалл». В бокале «Баккара». И штобы очень холодное. Шевелись, шевелись!
– Уже, – повеселел Уэс, поняв, что игра совсем не проиграна. Он поспешил к своей машине и погрузил ящик в багажник.
Когда он вернулся на кухню, Владимир заголосил:
– Ну, где?
– Что?
– Шампанское для мадам.
– А-а, это. Несу.
– Мигом! – Владимир даже подпрыгнул от возмущения. В молодости он учился на танцора – задолго до того, как выбрал Запад и свободу.
Уэс шаловливо взял под козырек.
– Будет исполнено, сэр, капитан. Бокал с пузыречками уже наверху.
«Мустанг», образца 1965 года зачихал, закашлялся – и остановился на полдороге к каньону Колдуотер.
– Только этого кайфа не хватало! – взвизгнула Хевен.
– Ах, зараза! – простонал Эдди.
– Что за свинство! – завопила она и выпрыгнула из машины.
– Зараза! – повторил Эдди, вылезая следом. – Когда я ехал к тебе, она пела, как скрипочка.
– И что ты собираешься делать? – прошипела она со злобой в голосе.
– Что мы собираемся делать, – поправил он.
– Виноват ты, – настаивала она. – Эта дурацкая тачка – твоя. – Она пнула старый «Мустанг» заостренным носком своей туфельки.
– Не пинай машину! – крикнул он.
– Захочу и буду, – ответила она нараспев – капризный ребенок – и, подтверждая свои слова, пнула машину еще раз.
Он вскипел.
– Эй, завязывай! Разошлась!
– Я в отпаде, – проныла она. – В полном отпаде.
– А я, по-твоему, от этого балдею, да?
Они уставились друг на друга – глаза метали молнии. У Хевен не прическа, а разноцветные химические сосульки. Черные волосы Эдди зализаны наверх под шестидесятые годы.
– Бестолковка всех времен и народов, – объявила она усталым голосом.
Эдди подошел к капоту машины.
– Не боись. Сейчас починим, – сказал он бодро, хотя совсем не был в себе уверен.
Тягостно вздохнув, она опустилась на траву, пробурчав:
– Как же. Интересно, с чьей помощью.
Силвер не любила, когда ее заставляли ждать. Если ей что-то требовалось, это требовалось немедленно. Она попросила шампанское десять минут назад, и организм пребывал в ожидании. Раздраженно фыркнув, она позвонила на кухню вторично, и Владимир, по колено завязший в шедеврах китайской кулинарии, схватил трубку.
– Ты заставляешь меня ждать, Владимир? – ледяным тоном произнесла Силвер.
– Никогда, мадам.
– Тогда почему ты еще в кухне?
– Бармен поднимается к вам в эту самую минуту, – солгал он.
– Надеюсь, что это так. – И она швырнула трубку на рычаг.
Владимир смачно выругался по-русски себе под нос. Он всегда прибегал к родному языку, когда требовалась разрядка.
– Бар! – прогремел он.
Через пять минут Уэса нашли. Владимир оснастил его серебряным подносом, бокалом «Баккара», доверху наполненным охлажденным шампанским, и отрядил наверх предстать пред гневные очи мадам. Владимир прекрасно знал, когда надо не высовываться и вместо себя подставить другого.
Поднимаясь по широченной лестнице и насвистывая что-то из «Битлз», Уэс размышлял о превратностях жизни. Этим самым утром он проснулся в каком-то домишке в Вэлли с дешевой крашеной блондинкой. А сейчас он с подносом в руках идет к спальне одной из крупнейших телезвезд Америки, хозяйке этой хоромины. Вот бы с кем потрахаться! Хотя, если на то пошло, уж лучше с Уитни Валентайн Кейбл. Вот уж баба так баба! Не то, что он обожал глазеть в ящик – так, иногда спорт да кинишко вечером, если было настроение. Если честно, он плохо представляет, как эта Силвер Андерсон выглядит. Видел, конечно, на обложках журналов – кажется, крупная такая, темноволосая.
Уэтса ждал сюрприз. Силвер Андерсон и вправду была темноволосой, с длинными смоляными локонами и миндалевидными сильно подведенными глазами. Но крупной – вовсе нет. Маленькая, изящная, почти миниатюрная. И как-то яростно и эффектно красивая. Он уставился на нее, когда она распахнула дверь, едва он постучался в ее спальню.