Они жили в жалком домишке на окраине города. Зимой в нем было морозно, а летом – слишком жарко. По кухне рыскали голодные тараканы, а на чердаке ночами бегали гигантские крысы. Девочка росла со страхом в сердце, не из-за паразитов и мерзких животных, а потому что отец часто бил мать, потому что ночь часто оглашалась жуткими криками. За криками всегда наступала долгая, зловещая тишина, которую нарушало лишь его похрюкиванье и постанывание, да ее сдавленные всхлипывания.
Отец был злобным и ленивым верзилой, и она его ненавидела. Она знала, что в один прекрасный день уйдет, как ее братья и сестры, выскользнет украдкой на рассвете – и поминай как звали. Только планы у нее были куда увлекательнее. Она займет в этом мире достойное место, добьется в жизни подлинного успеха, а когда накопит вдоволь денег, вызовет к себе мать и будет за ней ухаживать.
В тот вечер за ужином отец орал на нее. Она приготовила ему тарелку дымящейся требухи с луком, как ее учила мать. «Помои!» – завопил он, опустошив почти всю тарелку и громко рыгнул, а она поспешно убрала со стола объедки и поставила перед ним пятую банку пива.
Лицо его расползлось, глаза помутнели. Он оглядел ее, шлепнул по заду и громко заржал. Она спряталась на кухне. Она прожила с ним всю жизнь, но боялась его больше, чем незнакомого человека. Он был грубый и жестокий. Не раз его тяжелая рука больно жалила ее лицо, плечи и ноги.
А ему нравилось щеголять тем, что он здесь самый сильный.
Она вымыла в большой миске единственную тарелку и задумалась: сколько же мама пробудет в больнице? Только бы недолго. Ну, может, день или два.
Она вытерла руки, просочилась через тесную гостиную, где отец похрапывал перед черно-белым мельканием телевизора. Пряжка пояса расстегнута, живот отвратительно выпучился из-под грязнущей футболки, на груди подрагивала пустая пивная банка.
Она выбралась на улицу, в туалет. В самом доме канализации не было – умыться можно было только из потрескавшейся раковины, наполненной тепловатой водой. Иногда она умывалась в кухне, но при отце не могла на это осмелиться. Последнее время он взял моду подглядывать за ней, заявляться туда, где она переодевалась, и скалить зубы на ее развивающиеся формы.
Она устало стянула с себя блузку, переступила через упавшие шорты и стала плескать воду под мышки, на грудь, между ног.
Жаль, что нет зеркала, она бы посмотрела, какая у нее теперь фигура. В школе она и еще три подружки забирались в туалетную кабинку и изучали друг у друга распускающиеся бутончики грудей. Но чужое тело – это одно, а свое – совсем другое; груди других девчонок ее не интересовали.
Она осторожно ощупала вздутия вокруг маленьких сосков и даже затаила дыхание – такое странное чувство, когда прикасаешься к себе самой.
Она так увлеклась изучением своего нового тела, что прослушала шаги отца, подходившего к туалету. Без стука он распахнул настежь скрипучую дверь, так быстро, что девочка даже не успела прикрыться. Его ширинка была расстегнута. «Надо отлить, – буркнул он. Потом, словно сигнал поступил в мозг с задержкой, он добавил: – Что это ты здесь стоишь, в чем мать родила?»
«Просто моюсь, папа», – ответила она, покраснев как свекла и кинувшись было к полотенцу, которое принесла с собой.
Он оказался проворнее. Пьяно качнувшись, он наступил на тонюсенькое полотенце и загородил своей тушей дверной проем. «С парнями уже шляешься? – загремел он. – По рукам пошла?»
«Нет». Она отчаянно тянула полотенце, пытаясь выдернуть его из-под отцовской ноги.
Сделав два неверных шага, он шатнулся в ее сторону, изо рта несло пивным перегаром, глаза налились кровью. «А не врешь, малая?»
«Нет, папа, не вру», – прошептала она, готовая умереть со стыда, ей хотелось как можно скорее убежать и спрятаться в постели.
Долгую минуту он сверлил ее тяжелым взглядом. Потом притронулся к себе и громко хрюкнул.
Сердце ее заколотилось, посылая сигнал тревоги. У нее перехватило дыхание. Инстинкт подсказывал ей: она в ловушке.
Он закопошился в ширинке и вытащил свое хозяйство наружу, и вот оно уже торчало из штанов разъяренным красным дулом. «Видишь?» – проурчал он.
Ее словно парализовало.
«Видишь? – повторил он, такой же красный, как его оружие. – Вот чего ты должна опасаться. – Он погладил свой восставший член. – Каждый парень, какого ты встретишь, будет думать только об одном – как всадить в тебя эту штуку».
Он потянулся к ней, и она стала кричать. – «Не надо! Не надо! Не надо!» – Она даже не узнала звуков собственного голоса высоких, визжащих.
Но услышать ее было некому. Спасти ее было некому.
И начался кошмар.
Силвер Андерсон исполнилось сорок семь лет, и ее первая мысль при пробуждении была о том, что она стала на год старше. Целых десять минут она лежала в постели, размышляя над этим фактом, потом неохотно поднялась, предварительно позвонив слуге и сказав ему, что ровно через пятьдесят минут на столе должны быть булочки с изюмом, стакан свежего апельсинового сока и чай с лимоном. Пятьдесят минут – именно столько времени требовалось Силвер для того, чтобы подготовиться ко встрече с миром. За этот короткий промежуток времени она успевала совершить чудо.
Женщина, поднявшаяся с роскошного королевского ложа, выглядела вполне заурядно.
Женщина, вышедшая из спальни через пятьдесят минут, была суперзвездой телевидения.
Силвер Андерсон была готова к фотосъемкам для журнала «Вог» – для ударного материала, разумеется. Только ударный материал – таков был ее уровень. Свой косметический ритуал она совершила полностью. Солидный слой грима, броские глаза (она до сих пор носила накладные ресницы, они придавали ей властный, хотя и слегка старомодный облик). Губы излучали алый блеск, щеки были нарумянены. В ушах – массивные золотые сережки, на голове – белый шелковый тюрбан, в руках – светло-бежевая сумочка, беспорядочно обсыпанная бриллиантовой крошкой. Было лишь десять утра, но Силвер знала, что всегда выглядеть звездой – это ее долг перед поклонниками. При росте пять футов и три дюйма она сохранила фигуру девочки. Приходилось сидеть на диете, делать упражнения, и хотя выкроить время для спорта было трудно, результат стоил того. Сзади – тугая попка, дерзкая и самоуверенная походка – ее вполне можно было принять за двадцатилетнюю.
Спорхнув вниз, она не удостоила вниманием своего русского управляющего Владимира, который был педиком, и ее отношение не интересовало его ни в малейшей степени – лишь бы не уволила. Два раза в неделю его приглашали на ужин, чтобы он поделился подробностями личной жизни Силвер Андерсон. Для своих друзей звездой был он – как-никак живет в тени такой знаменитой хозяйки! О подвигах Силвер всегда трубили первые страницы газет. То проблемы с мужчинами (два бывших мужа, с десяток кавалеров), то с алкоголем (спасибо жене президента Бетти Форд, теперь это узаконили), то стычки с режиссерами, писателями, продюсерами – кто подвернется под руку. Силвер всегда с гордостью говорила: «Я профессионалка. И не позволю, чтобы мной помыкали какие-то бездарные дилетанты, которые хотят погреться в лучах моей славы. Пусть точно знают, с кем имеют дело».