У меня со счетом плохо. У мадемуазель Беловой, видимо, тоже: она промолчала.
— …так почему же этой леди вдруг приспичило убивать своего любовника именно сейчас? Объясните же мне наконец!
— Они перестали встречаться…
Девочка моя, это я уже слышала.
— …но Таня осталась одна, а Вите в скором времени подвернулась юная хорошенькая Ксеня… А ведь она хороша, правда?
Ничего особенного. Однако пощадим Мишино сердечко.
— Да, безусловно. И что же дальше?
— Таня, как оказалось, была… ну, это… как это…
Ясно. Познакомился мистер Баргомистров, грешный, с любимой дочерью «известного бизнесмена», так и не узнав, что бросил мать своего первенца… будущего, конечно.
Тяжелый случай.
Все эти сентиментальные истории не вызывают ничего, кроме улыбки… и снисходительного презрения. А мне на протяжении всего дела приходится заниматься сплошными сантиментами. Посочувствуйте мне, господа.
— Ксеня с Витей долго встречались… наверное, несколько лет. Потом он поменял ее на Маргариту Вадимовну, потом они поженились, потом родились девочки…
Ну, как развивался роман Виктора с Королевой-младшей, мы знаем, что называется, из первых уст… Только Ксения, помнится, утверждала, что о существовании в ее жизни некоего шофера никто даже не догадывался. Ай да моль бледная!
— Настя, с Ксенией Вадимовной мы уже беседовали на эту тему. Мне интересна судьба вашей сестры.
— У Тани появилась дочка.
Любил Баргомистров девочек «дарить»: три дочери — и ни одного сына.
— Виктор об этом счастливом событии, разумеется, так и не узнал.
Мадемуазель Белова пожала костлявыми плечиками.
— Конечно… Только Машенька слабенькая родилась, больная… Думали, не выживет.
— Выжила?
— Нет, умерла… через пять лет.
— И безутешная мать, естественно, в своем горе решила, что во всех напастях виноват беспутный Машенькин папаша, — пробурчал Дима из своего угла.
Долго ж ты молчал, родимый! И вещать-то как начал — в моем стиле.
Моль бледную, однако, сие изречение напугало. Видимо, к безмолвно сидящему стражу порядка девица более-менее привыкла — а тут он голос подал. Полное безобразие.
Настя захлопала глазками, всхлипнула жалобно. По-моему, опять играет. Дмитрий, кажется, того же мнения: хмыкнул, отвернулся к окну.
— Настя, Настя! — позвал мой возница.
Все это время он бесшумно ходил по комнате, приносил-уносил чашки, кофейник, вазочку с печеньем. У Миши призвание такое — кормить. Он называет это «хобби» — с моей легкой руки. Кроме всего прочего, шофер мой вменил себе в обязанность периодически вытряхивать окурки из пепельницы, стоявшей у меня под рукой, на журнальном столике.
«Домохозяйка и гувернантка» отмахнулась от Миши как от мухи.
— Настя, дружочек, следователю не терпится узнать, что произошло потом.
И снова — ахи, охи, «слезные» реки… Антракт. Можно спокойно выкурить очередную сигаретку.
На сей раз, однако, истерика продолжалась недолго. Да и какой смысл ее затягивать: Миша больше не суетится с водой и уговорами, устал…
— Так что там дальше?
Моль затихла. Пошмыгала носом. Наконец продолжила:
— Детей Таня больше не могла иметь, муж ее бросил…
Значит, мужа нет. Не выдержал, бедный человек.
— …И осталась наша Танечка совсем одна… Ну, пить начала. Сначала понемногу, потом…
Значит, сначала помногу.
— Сошлись как-то с Голубковым — не знаю даже, как. Он ее совсем споил.
Хорошо сказала: «совсем споил».
— Ну, потом узнала, что Виктор здоров, счастлив, женился удачно…
Не без вашей, надо думать, помощи, сударыня, до мадам Тимошенко дошла сия информация.
— Потом у Баргомистровых появились дочки-близняшки…
Настя неторопливо, с длительными перерывами вела свое повествование к логическому завершению, а у меня в голове вертелось одно, совсем не деловое: ай да покойничек! Везде успел «поработать», на всех «фронтах», царствие ему небесное, грешнику.
— И что же ваша сестра?
Театральный вздох.
— Они ведь соседи — Голубков с Витей…
— Я уже догадалась.
— Ну вот. Таня быстро узнала, кто за стенкой живет. С Голубковым-то часто пили… И денег он при ней ходил занимать.
— К Баргомистрову?
— Вообще — по соседям… Он во всем виноват! — неожиданно вспылила моль. — Он, Васька. Вот и пусть теперь за Таньку сидит. Он ее споил — пусть он и отвечает.
— Сударыня, это не наше с вами дело — вместо кого или за что арестовали Василия Семеновича. Нас — а особенно доблестную милицию в лице Дмитрия Дмитриевича, — я кивнула в сторону стража порядка, — в данный момент интересует ваша возлюбленная сестрица.
Дим Димыч в углу приложил к груди пятерню и с достоинством поклонился.
— Вы рассказали почти все, Настенька, — продолжила я. — Осталось самое главное: кому помешал несчастный Витя Баргомистров? Чего ради испачкали в крови прекрасный старинный подсвечник?
— Ну… — протянула моль свое обычное. — Ну, Таня — она…
— Я помогу, — вставил Дима «нежный» глас в наше «грубое» женское щебетание.
Белова вздрогнула.
«Моя милиция» молодец: сидит-сидит в темном углу безмолвным монументом; только к этому памятнику привыкнешь — а он как рявкнет! «Страшно — аж жуть!»
— Дама задумала страшное…
За окном — давно уже ночь; про свет мы почему-то не вспомнили, и Димин вывод в темной комнате прозвучал жутковато. Даже мне стало не по себе.
— Ты считаешь, это преднамеренное убийство? — громко, чтобы разрядить обстановку, спросила я.
— Думаю, да, — буркнул страж порядка.
Правильно поет Юрий Антонов: «Берегитесь женщин, женщин берегитесь!» Женщина — такой зверь… непредсказуемый — она на все способна. А обиженная женщина — тем более. Что ей стоит стукнуть неверного любовника по голове антикварным канделябром! Минимум усилий и минимум затраченного времени. Леди даже перчатки кожаные не забыла надеть, чтоб отпечатков пальцев не оставить.
Непонятно только, почему мужчина не сопротивлялся…
— Нет-нет! — торопливо возразила моль бледная. — Совсем не преднамеренное! Это случайно вышло.
— А вы откуда знаете? — строго осведомился невидимый Дима.
Что-то ты, радость моя, разговорился.
— Я знаю, Таня говорила… Я расскажу…
Угадайте, что последовало далее, любезные господа? Слезы, хлюпанье носом и тяжкие вздохи. Можно расслабиться (не выйдет) и передохнуть. Где мои сигареты — разве найдешь в темноте? Все время были под рукой…