Вокруг уже успело стемнеть, горели фонари, переливались своим неоновым разноцветьем рекламы, целая лавина огней встретила нас, когда мы влились в поток машин на кольце. Откинувшись на необыкновенно удобном сиденье, я прикрыла глаза, с изумлением поняв, что больше всего на свете мне сейчас почему-то хочется уснуть. И единственные за всю дорогу к его дому слова, произнесенные Григом, долетели до меня сквозь дрему.
— Знаешь, малышка, я когда-то заключил с друзьями шуточное пари: мол, женюсь на первой девушке, которая не явится ко мне на свидание… Ты мне скажешь, почему ты не пришла?
Я молча помотала головой и улыбнулась, так и не открыв глаз. Машина Грига мягко двигалась в неспешном вечернем потоке кольца, а мне чудилось, что мы плывем, и я уже путала дрему с явью, не в силах отделить одно от другого… «Ты мне снишься?» — спросила я его. И он заверил меня, что так оно и есть… Может, мы и впрямь приснились друг другу?..
Следующее после моего визита в прокуратуру утро выдалось жарким, вялым и медлительным. Я вновь плохо спала ночью и пребывала в каком-то взвешенном состоянии. Словно во всем происходившем участвовала не я, а кто-то другой, за кем я наблюдала со стороны. Мои новые обязанности заведующей городским отделом были мне пока до конца не ясны, и я никак не могла понять, приступила к ним или нет?
К полудню у меня на столе скопилась довольно приличная пачка статей и информашек, большая часть которых предназначалась в номер. Волей-неволей я вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы прочесть нетленки моих вчерашних приятелей, а теперь подчиненных. Ведь именно я сейчас решала, пойдет или не пойдет предоставленное на мой суд творение, я обязана была безжалостно править, порой перечеркивая плоды трудов и усилий наших ребят… Без моей подписи «В номер!», снабженной личной росписью, ни один материал нашего отдела дежурной бригадой принят не будет.
К своему неудовольствию, я, взявшись за необходимую редактуру, обнаружила, что давно запланированная статья, призванная как можно завлекательнее рассказать читателям о популярном и в самом деле неплохом ночном клубе, была поручена Милкой Анечке. Колокольцева писала, на мой взгляд, плохо, тяжелым и постоянно спотыкающимся, совсем не в стиле нашей газеты, пером. К тому же плановые статьи полагалось сдавать не перед подписанием в номер, а заранее, как минимум за неделю… Вздохнув, я набрала по внутреннему аппарату наш отдел и попросила девицу зайти ко мне, приготовившись к первому в моей жизни разносу подчиненного.
Физиономия у Анечки, когда она просочилась в кабинет, была перепуганная: знает кошка, чье мясо съела!
— Почему ты сдаешь материал только сейчас? — сухо поинтересовалась я для начала.
Колокольцева вспыхнула и опустила очи долу.
— Я в эти дни писать не могла, Марина Петровна… — еле слышно пробормотала она.
— А как насчет месяца назад или хотя бы недели, когда все еще были живы-здоровы и веселы?! Ты ж давным-давно знала о своем задании, материал плановый!
И я пододвинула Анечке ее убийственное произведение, сплошь исписанное мной поверх текста: собственно говоря, текста было и вовсе не видно за многочисленными поправками.
— Забирай это безобразие, дуй в компьютерную и становись на колени перед тетей Валей! — сурово распорядилась я, внутренне безмерно изумляясь своему неизвестно откуда народившемуся начальственному тону.
Анечку, у которой даже уши сделались пунцовыми, словно ветром сдуло! А я, уже куда более уверенная в собственных способностях к заведованию, решительно взялась за Колины информашки в номер и созданный Васильком обзор городских спортивных мероприятий. Спустя часа два, когда Кирюша появился на пороге моего кабинета, срочная пачка рассосалась, и я корыстно обрадовалась Калинину: тащиться в «дежурку» самой было далеко и лень, а отдел писем находится с ней рядом, вот Кирюша-то и забросит туда на обратном пути весь мой сегодняшний засыл… Однако, присмотревшись к своему визитеру, я поняла, что на роль курьера, так же как и на любую другую, он сегодня вряд ли сгодится.
Тяжело брякнувшись на стул, Калинин с самым несчастным видом поднял на меня полные отчаяния глаза.
— Я оттуда… — просипел он. — Только что… Они знают.
Пояснять, откуда он явился и что именно стало известно Потехину, не требовалось. Суровая реальность вновь поднялась перед нами во весь свой рост, и, хотя абсолютно раздавленный Кирилл, как все толстяки, выглядел даже в своем несчастье забавно, смешно мне не было.
— Наверняка этот гад Корнет настучал, — вздохнул Калинин.
— Нет, — заверила я его. — Оболенский им о тебе, тем более о вашем браке, и слова не говорил. Я, конечно, Милкиного паспорта никогда не видела, но если она его не успела поменять, там должен был сохраниться штамп — и брачный, и разводный… Так что можешь не гадать, как тебя вычислили.
Он посмотрел на меня растерянно, очевидно, такая простая мысль самому Кирюше в голову не приходила.
— Я теперь у них первый подозреваемый, — обреченно вздохнул он.
— Это тебе Потехин сказал?
— Прямо мне ни Потехин, ни тот, второй, ничего не говорили, но вопросики, взгляды, и вообще… Короче, олигофреном надо быть, чтоб не понять, что к чему…
Из Кирилловых слов следовало, что, в отличие от меня, его то ли допрашивали, то ли опрашивали двое. Иными словами, к Калинину как кандидату в убийцы Милки отнеслись, пожалуй, действительно всерьез…
— Не переживай ты так! — и сама расстроилась я. — Мало ли что эти придурки думают? Доказать все равно ничего не сумеют, поскольку доказывать нечего!
— Если захотят — запросто на меня навесят, ты что, вчера родилась? Не знаешь, что они вытворяют, убедившись, что найти настоящего убийцу не могут?!
Распалившись, он почти кричал, злясь на меня за непонимание и глупость.
— Прекрати! — тоже заорала я. — Никто тебя в обиду не даст, в том числе Корнет!
— Корнет — особенно! — бросил Калинин в совсем не свойственной ему ядовитой манере и, рывком оторвав от стула свои почти сто кило, вышел из кабинета, одарив меня на прощание укоризненным взглядом. И едва не сбил с ног моего бывшего мужа, как раз намеревавшегося переступить порог… Расстроенная из-за Калинина, я даже забыла удивиться неожиданному высочайшему визиту, только кивнула в ответ на приветствие. А пока Гришаня располагался в, мягком кресле, украшавшем дальний угол кабинета, вспомнила: своим заведующим он изредка наносит традиционно такие вот демократические визиты. Правда, редко. И, правда, не всем… Тот же Кирилл, по-моему, не был в этом смысле облагодетельствован главным ни разу.
Григ между тем тяжело вздохнул и поднял наконец на меня глаза. Он по-прежнему был очень бледен, а за прошедшие два дня лицо главного, кажется, осунулось еще больше. Еще отчетливее проступили, углубившись, резкие складки между носом и губами… С некоторым усилием я отвела взгляд первая, одновременно категорически запретив себе впадать в никому не нужную жалость и сентиментальность.