— Значит, Хрусталев шантажирует вас? — не выдержав, возмутилась я. — И сколько же он с вас берет за свое молчание, если не секрет?
— В последнее время довольно много… — уныло сказал Вениамин и с тоской посмотрел мне в глаза, сразу став похожим на больную собаку. Я видела перед собой глубоко несчастного, запутавшегося человека, которого много лет подряд так гнусно обводили вокруг пальца.
Теперь мне было известно все. За небольшим исключением.
— Как же вы представили Хрусталева Светлане? — спросила я.
— Никак, — недоуменно пожал плечами Вениамин. — В этом не было никакой нужды. Она видела его один раз в жизни и, надеюсь, никогда больше не увидит. Это все, что вы хотели узнать?
— Можно сказать, да, — неохотно ответила я, понимая, куда он клонит.
— В таком случае расскажите, что здесь произошло в мое отсутствие. Я должен все знать, прежде чем увижусь с женой.
Настал мой черед прятать глаза. Ну разве могла я вот так с бухты-барахты взять и выложить Вениамину всю правду… Человек много лет жил в выдуманном им мире, и лишить его теперь этой сказки у меня не поднималась рука, не поворачивался язык. Расскажу, что выяснила, и кто знает, не захочет ли он после этого повторить поступок своей жены?
В поисках выхода из сложившейся ситуации я посмотрела по сторонам, и мой взгляд упал на табло электронных часов. Сочетание светящихся зеленых цифр свидетельствовало о том, что ни о каком визите в больницу сегодня уже не может быть и речи. Я не поверила собственным глазам. Но, поглядев еще и на наручные часы, убедилась, что действительно очень поздно. За всей суетой я и не заметила, как наступил вечер. И решилась если не на «святую ложь», то по меньшей мере на «ложь во спасение».
— После вашего отъезда… вы же помните, в каком она была состоянии… Светлана практически не выходила из дома, — не очень уверенно произнесла я, но, сообразив, что это в общем-то правда, заговорила уверенней: — Поэтому затрудняюсь сообщить что-то принципиально новое. А вчера к ней вызвали «Скорую помощь» — она перерезала себе вены.
— Я так и знал, — устало и как-то обреченно проговорил Вениамин, — я чувствовал, что-то должно произойти…
— Теперь вас к ней не пустят. Но я узнавала, ей уже ничто не угрожает. И завтра утром вы сможете в этом убедиться. А сейчас вам нужно отдохнуть и прийти в себя. Извините, уже поздно…
Я недвусмысленно выпроваживала его, потому что у меня на эту ночь были свои планы. Вениамин посмотрел на часы и нехотя направился к выходу. Я прекрасно понимала его состояние и невеселую перспективу провести ночь в залитой кровью жены квартире. Но ничем не могла ему помочь.
— Если позволите, последний вопрос… — остановила я своего гостя на пороге. — Впрочем, не стоит. До свидания.
Я хотела уточнить некоторые финансовые подробности его взаимоотношений с Хрусталевым, а заодно узнать, много ли денег он дает своей жене, но решила не бередить лишний раз его душевные раны, поскольку мне и так все было достаточно ясно. Еще утром я удивлялась тому, на какие деньги живет «красавчик». Модные тряпки, дорогая парфюмерия… Он нигде не работал, но по его виду было заметно, что нужды бывший гимнаст ни в чем не испытывает. Теперь мне был известен источник его доходов.
Очевидно, что львиная доля зеленинских гонораров переходила в карман Хрусталева. Как ловко парень устроился! Покупая наркотики на деньги мужа, он снабжал ими его жену. Кроме того, оставалась приличная сумма на собственные расходы.
Еще днем я не понимала, что толкнуло Светлану совершить попытку самоубийства именно вчера, сразу после визита к ней Хрусталева. Да, ее жизнь благодаря ему превратилась в сплошной кошмар. Но должна была быть какая-то капля, переполнившая чашу ее терпения. Должно было произойти что-то такое, что заставило ее взяться за бритву. Что же?
Скорее всего Хрусталев потребовал вернуть ему деньги. Те суммы, которыми он снабжал ее все это время. А при сегодняшней цене на наркотики можно предположить, что долг Светланы достиг астрономической цифры. А в случае неуплаты… На этот случай «красавчик» наверняка припас угрозу разоблачения и «видеодокументы».
Итак, Хрусталев шантажировал и мужа, и жену, играя на их чувствах и страхах. Однако в изобретательности ему не откажешь.
Мое положение оказалось странным и двусмысленным. Все зная и понимая, я не осмеливалась передать эту информацию Вениамину. Но и оставлять ситуацию, как есть, тоже нельзя. Хрусталев явно не остановится и вполне сможет довести Светлану до новой попытки самоубийства. Что не удалось вчера — удастся через месяц. Или найдет другой, еще более изощренный способ мести.
Сделать подарок ментам и передать им пленки и всю имеющуюся у меня информацию? Тогда Зелениным придется не просто узнать друг о друге массу нового и отнюдь не приятного, но и поделиться этими знаниями со многими посторонними людьми. Известно, что зачастую даже жертвы изнасилования не хотят обращаться в органы, только чтобы не участвовать в унизительных процедурах и не делать свою беду достоянием гласности. А тут я имела дело со столь интимными фактами, что одна мысль об их публичном обсуждении вызывала у меня внутренний протест.
«Взорвать бы эту гадину вместе с его музеем, — подумала я, отправляясь на кухню, чтобы освободить от окурков пепельницу. — Сам по-человечески не живет и другим не дает жить спокойно».
Проветрив квартиру, я совсем было собралась лечь спать. Но в этот момент у меня появилась неожиданная идея. Чтобы не передумать, нужно сразу же приступить к ее реализации! Я еще плохо представляла все ее детали и тем более последствия, но других идей у меня не было.
Короче говоря, я снова ехала в цирковую гостиницу.
На этот раз мне повезло еще больше — Эдуард ругался на проходной с вахтершей. Видимо, это занятие ему давно надоело, и он доругивался от нечего делать, потому что, увидев меня, моментально позабыл о вахтерше и, не обращая внимания на ее гневные взгляды, поволок меня к себе.
— Ты куда пропала? — хитро прищурившись, спросил он. — Гоша тут ночей не спит, грустные песни поет. А ты о нем и думать забыла? Поматросила, понимаешь, и бросила?
Он чуть было не вогнал меня в краску, напомнив о моих недавних шалостях. И чтобы не заостряться на этой теме, я сразу же взяла быка за рога.
— Кстати, он еще не спит?
— Говорю тебе, совсем сна лишился. Это вам, бабам, что с гуся вода, а мы — народ серьезный. Не даем поцелуя без любви.
— Я серьезно. Где он?
— В шахматы с Гурамом играет, — сморщил потешную рожицу Эдуард. — Нашел с кем играть.
Гурам был иллюзионистом, и Эдуард намекал на ловкость его рук и склонность людей этой профессии к мошенничеству.
— Зови.
— А что у нас в рюкзаках? — с надеждой спросил Эдуард, и глазки его забегали в два раза быстрее обычного.
— На этот раз ничего. У меня важное дело.