— Что?.. — мысли разбегались. — Как?..
— Тебе нравится? — раздался за ее спиной голос Аида. Он последовал за ней в сад, и впервые она не испытала раздражения, услышав его.
Она обернулась и увидела на его лице едва заметную улыбку. С ней он не выглядел таким уж ужасным.
— Ты… Ты сделал его для меня?
Он пожал плечами.
— Прости, что не удалось закончить раньше. Я пригласил для работы лучших садовников Царства Мертвых. Аскалаф! Где ты?
Из-за кустов вышел худой юноша. В руках он держал садовые ножницы. Судя по его пепельно-белой коже и желтоватому оттенку белков глаз, он был одним из мертвых, но он смог улыбнуться и в целом выглядел намного живее уже встреченных Персефоной зомби.
— Я подрезал розы, повелитель, — сказал Аскалаф. — Госпожа, счастлив с вами познакомиться.
Персефона понимала: ей нужно сказать что-нибудь, хотя бы «здравствуй», но удивление было слишком сильным.
И тут в сад влетела крылатая горгулья и шепнула что-то на ухо Аиду. Его лицо посуровело.
— Прибыл гость, — сообщил он. — Прошу меня простить, дорогая.
Когда он ушел, Аскалаф указал на столик.
— Не желает ли госпожа отведать что-нибудь?
— Нет, — на автомате ответила Персефона. Несмотря на все случившееся, она точно знала: нельзя принимать гостеприимство похитившего тебя бога.
— Как вам будем угодно, — сказал садовник. — Просто я только что сорвал несколько гранатов. Они удивительно вкусные.
Он достал из кармана своей рабочей одежды один фрукт и, положив его на столик, ножом разрезал его на три части. Сотни сочных пурпурно-красных зерен заблестели на светлой мякоти.
Лично я не большой любитель гранатов, но Персефона их обожала. Они напомнили ей о самых счастливых моментах ее жизни на поверхности, полных веселых забав на лугах в компании ее подружек-нимф.
Она посмотрела на соблазнительный фрукт, и ее желудок возмущенно заурчал. Она не ела уже несколько дней. Поскольку она была бессмертной, ей не грозила смерть, но это не отменяло чувство голода.
«От одного кусочка ничего не будет», — сказала она себе.
Сев, она кинула зернышко в рот и поразилась, каким вкусным оно оказалось. Она и не заметила, как съела целую треть фрукта. Возможно, она бы съела еще, но тут вернулся Аид вместе со своим гостем — богом Гермесом.
— Любовь моя! — позвал Аид, и по его голосу можно было подумать, что он недавно плакал.
Персефона вскочила на ноги и поспешила спрятать за спиной липкие красные пальцы, надеясь, что у нее по подбородку не потек сок.
— М-м-м-хм? — промычала она, поспешно дожевывая последние зерна.
— Это Гермес, — от отчаяния черты лица Аида исказились. — Он… Он пришел, чтобы забрать тебя назад.
Персефона сглотнула.
— Но… ты сказал…
— Приказ Зевса, — голос Аида был таким печальным, но Персефона даже забыла, что для нее это была хорошая новость. — Я с радостью сразился бы ради тебя с любым богом, но даже я не могу пойти против всего совета олимпийцев. Я… Я вынужден отказаться от тебя.
Персефона должна была завопить от радости. Ведь именно этого она и хотела! Так почему же ей вдруг стало так грустно? Этот погасший взгляд Аида убивал ее. И это после того, как он построил для нее этот сад. Он хорошо с ней обращался… ну, по крайней мере, после похищения, которое было идеей Зевса. Он был даже готов распахнуть врага мертвых, лишь бы удержать ее рядом.
Но Гермеса все эти тонкости явно не волновали.
— Ну что, все прекрасно складывается! — улыбнулся он Персефоне. — Готова отправляться? Только ответь на несколько стандартных вопросов. Я обязан их задать — сама понимаешь, все эти таможенные правила пересечения границ. Вступала ли ты в контакт с какими-либо живыми животными?
Персефона нахмурилась.
— Нет.
— Посещала фермы? — продолжил Гермес. — Везешь ли ты наличными средствами больше десяти тысяч драхм в иностранной валюте?
— Э-э… нет.
— И последний вопрос. Ела ли ты что-нибудь в Царстве Мертвых, — и он тут же, извиняясь вскинул руки. — Знаю-знаю, глупый вопрос. Ты ведь умная девушка и в курсе, что если бы ты съела хоть что-нибудь в Царстве Мертвых, тебе бы пришлось остаться здесь навеки!
Персефона откашлялась.
— М-м…
Не знаю, собиралась ли она солгать или нет, но прежде чем она смогла что-либо ответить, в разговор вмешался садовник Аскалаф.
— Покажите им ваши ладони, госпожа.
Персефона вспыхнула, но все же вытянула перед собой ладони, кожа которых все еще была красной от сока.
— Треть граната, — призналась она. — И все.
— О, — замер Гермес. — Упс.
— Она может остаться! — Аид закружил на месте, улыбаясь от уха до уха, но тут же замер, сообразив, что подобное поведение совсем его не красит. — Э-э, я хотел сказать, что она должна остаться. Я… Мне очень жаль, дорогая, если тебя это огорчает. Но не буду скрывать, как я счастлив. Это потрясающая новость!
Персефону раздирали столь противоречивые чувства, что она вконец запуталась.
Гермес почесал голову.
— Это все усложняет. Мне нужно сообщить об этом и ждать новых указаний. Скоро вернусь.
Он полетел на Олимп и рассказал богам о случившемся.
Услышав суть проблемы, Деметра буквально взбесилась. Каким-то образом она даже умудрилась отправить мощнейшее проклятье сквозь землю прямо в сад во дворне Аида в Царстве Мертвых, которое превратило садовника Аскалафа в ящерицу в наказание за то, что он сдал Персефону.
Почему в ящерицу? Понятия не имею. Может, ящерица-зомби показалась ей на тот момент самым жутким вариантом.
Деметра заявила, что мир продолжит голодать, пока к ней не вернется дочь. Аид отправил через Гермеса послание, предупреждая, что он заставит мертвых устроить зомби-апокалипсис, если у него отберут Персефону. У Зевса начала раскалываться голова, стоило ему представить, как его прекрасный мир будет уничтожен, но тут Гестия предложила решение.
— Пусть Персефона проводит время и там, и здесь, — сказала богиня очага. — Раз она съела треть граната, пусть тогда треть года живет с Аидом, а две трети — с Деметрой.
Удивительно, но все боги согласились. Аид был счастлив обществу жены даже всего четыре месяцев год. Деметра тоже пребывала в эйфории, хотя она так никогда и не простила Аида. И всякий раз, когда Персефона находилась в Царстве Мертвых, Деметра становилась холодной и злой и не давала расти посевам.
Согласно старым преданиям, именно поэтому в Греции появилась смена времен года, а в течение самых холодных месяцев осени зерновые перестали колоситься.