Посвящается Карифе, поскольку каждый отец мечтает стать для своего сына героем
За музыку случалось и умирать.
Ничего серьезнее уже не придумаешь.
Диззи ГИЛЛЕСПИ
Если долго ехать в одну сторону, то рано или поздно оставишь Лондон за спиной — такова печальная особенность современной жизни. А если двигаться на северо-восток по трассе А12, то неминуемо окажешься в Колчестере. Этот город был первой римской колонией на территории Британии, и его же первым сожгла рыжая хулиганка из Норфолка по имени Боудикка. [1] Я знаю все это, поскольку «Анналы» Тацита входили в мою программу по латыни. Этот автор, как ни странно, сочувствовал восставшим бриттам и иронизировал по поводу плохой подготовки римских военачальников, которые «думали об удобстве в ущерб целесообразности». Блестяще образованные оболтусы, командовавшие бриттской армией, очевидно, приняли это к сведению: теперь в Колчестере базируется самое крутое подразделение британских войск — воздушный десант. Когда я проходил стажировку, то не один субботний вечер провел на Лестер-сквер, разнимая дерущихся десантников, и теперь, удостоверившись, что двигаюсь по главной дороге, проехал мимо этого города, не оглядываясь.
После Колчестера я повернул на юг и с помощью GPS-навигатора нашел съезд на трассу В1029, что проходит по узкому перешейку между рекой Кольн и водоотводным каналом. В конце этой трассы и лежит городок Брайтлинси — рассыпавшись по побережью, как говорила Лесли, словно мусор, вынесенный на берег приливом. Но мне он показался довольно приятным. В Лондоне шел дождь, но после Колчестера небо прояснилось, и теперь проглянувшее солнце озаряло спускающиеся к морю ряды чистеньких, ухоженных коттеджей в викторианском стиле.
Коттедж семейства Мэй было нетрудно заметить — построенный где-то в семидесятых, он выделялся огромным количеством уличных фонарей и садовыми дорожками, тщательно выложенными галечником. С одной стороны от входной двери висело на крюке кашпо с голубыми цветами. С другой, на стене, — керамическая тарелка с изображением яхты в море. Задержавшись у крыльца, я оглядел сад: возле изукрашенной купальни для птиц тусовалась компания садовых гномов. Глубоко вздохнув, я нажал кнопку дверного звонка.
Изнутри немедленно послышался разноголосый девичий визг. Сквозь витражное стекло в двери мне было видно только размытые силуэты, мечущиеся туда-сюда по коридору. «Там твой парень пришел!» — завопил кто-то, в ответ послышалось сердитое шиканье и приглушенный шепот. Потом в конце коридора появилось белое неясное пятно; оно приближалось, пока не заполнило собой весь витраж. Я сделал шаг назад, и дверь открылась. На пороге стоял Генри Мэй — отец Лесли.
Генри был мужчина крупный. По долгу службы ему приходилось водить грузовики и перетаскивать тяжести, что добавило ширины его плечам и объема бицепсам. Однако завтраки в придорожных кафе и зависания в пабах обеспечили ему изрядное брюшко. Лицо у него было квадратное. С выпадением волос он, похоже, боролся просто — стриг их под ноль, и сейчас они топорщились коротким темным ежиком. Взгляд голубых глаз был ясным и умным. У Лесли, похоже, были папины глаза.
Будучи отцом четырех дочерей, Генри, конечно, в совершенстве владел техникой внушения трепета одним своим видом. Я чуть не спросил, выйдет ли Лесли поиграть.
— Добрый день, Питер, — сказал он.
— Мистер Мэй…
Он не шелохнулся в дверях, все так же загораживая собой проем; приглашать меня в дом тоже не спешил.
— Лесли выйдет через пару минут.
— С ней все в порядке? — спросил я.
Глупый, конечно, вопрос — и отец Лесли даже не стал утруждать себя ответом. Услышав шаги на лестнице, я сложил руки на груди.
По словам доктора Валида, серьезно пострадали верхняя и нижняя челюсти, а также носовая и прилегающие к ней кости. Большая часть мышц и сосудов осталась нетронутой, однако сохранить кожный покров хирургам Университетского госпиталя не удалось. Поэтому они временно установили каркас, позволяющий дышать и принимать пищу, и шансы на то, что частичная трансплантация лицевых тканей пройдет успешно, были по-прежнему велики. Осталось только найти подходящего донора. Говорить Лесли, естественно, не могла — ведь то, что осталось от ее челюстей, соединял сейчас тончайший каркас из гипоаллергенного металла. Доктор Валид сказал, когда кости в достаточной степени срастутся, можно будет попробовать восстановить и речевые функции челюсти. Но мне это все показалось весьма и весьма условным. Что бы ни предстало перед твоим взором, сказал доктор, постоянно смотреть на это будешь лишь до тех пор, пока зрелище не станет привычным. А потом просто переведешь взгляд на что-то другое.
— Вот и она, — проговорил отец Лесли и посторонился.
Тонкая фигурка скользнула между ним и дверным косяком. На ней была синяя в белую полоску толстовка с капюшоном. Капюшон она накинула на голову, так что он полностью скрывал и лоб, и подбородок, и туго затянула тесемку. Оставшаяся часть лица была закрыта сине-белым шарфом в тон. Глаза она спрятала за огромными старомодными очками, которые наверняка откопала в шкафу, куда ее мама складывает всякое старье. Я пялился на нее в упор, но все равно не мог ничего разглядеть.
— Ты бы хоть предупредила, что мы идем грабить банк, — сказал я, — я бы маску захватил.
Она бросила на меня возмущенный взгляд — я понял это по тому, как она наклонила голову и передернула плечами. Я почувствовал, как в груди у меня тоже что-то дернулось, и глубоко вдохнул.
— Тогда, может, прогуляемся?
Кивнув отцу, она крепко ухватила меня за руку и повела прочь от дома.
Мы шли, и я все время чувствовал спиной взгляд ее отца.
Брайтлинси и летом-то не назовешь шумным — небольшое лодочное производство и пара мелких заводиков не в счет. А уж сейчас, спустя две недели после окончания школьных каникул, здесь царила почти абсолютная тишина. Только кричали чайки да изредка проезжали машины.
Я молчал, пока мы не вышли на главную улицу. Там Лесли вытащила из сумочки свой полицейский блокнот, открыла на последней странице и протянула мне.
«Чем занимался?» — вопрошала надпись поперек страницы.
— Лучше тебе не знать, — ответил я.
Она жестами показала, что нет, лучше знать.
И я рассказал ей о парне, которому откусила член женщина с зубастой вагиной. И о том, что старший инспектор Сивелл, по слухам, был вызван на допрос в комиссию по расследованию жалоб на полицию в связи с его действиями во время погромов в Ковент-Гардене. Первый случай, похоже, позабавил Лесли, а вот второй — не очень. Однако я предпочел вовсе умолчать о том, что Теренс Потели, единственный выживший после той же магической атаки, что уничтожила лицо Лесли, покончил с собой почти сразу после выписки из больницы.