— О, Питер, заходи.
Номера в «Генераторе» обставлены с таким расчетом, чтобы удовлетворить исключительно самые насущные потребности студентов. Вместо обычных кроватей там стоят двухэтажные — и, по идее, в каждом номере должны быть как минимум два жильца. Но Эш, как только переехал сюда, добыл бог весть где ацетилено-кислородную сварочную горелку, с помощью которой превратил свою двухэтажную кровать в двуспальную. И теперь любому, кто вознамерился бы сюда вселиться, пришлось бы спать с ним под одним одеялом. Когда персонал начал жаловаться, Матушка Темза отправила разбираться свою дочь Тайберн. А уж если леди Тай с чем разберется, то раз и навсегда. Правда, в защиту Эша следует сказать, что он редко спал в этой кровати один. Тай его терпеть не может, но, поскольку до появления Эша первое место в ее черном списке занимал я, мне это оказалось в некотором смысле на руку.
Вчерашняя девушка Эша настороженно смотрела на меня, натянув одеяло до подбородка. Кроме края кровати, других мест для сидения не наблюдалось, поэтому я осторожно присел и ободряюще улыбнулся незнакомке. Она явно начала нервничать, когда Эш удалился по коридору в направлении общих душевых.
— Добрый день, — сказал я, и она кивнула в ответ.
На вид она была довольно симпатичная — точеные скулы, оливковая кожа, вьющиеся темные волосы, колечками рассыпавшиеся по плечам. Только когда она успокоилась и села, а край одеяла соскользнул, обнажив гладкую, безволосую и совершенно плоскую грудь, до меня дошло, что она вовсе не она.
— Ты парень? — спросил я, демонстрируя тем самым, что проходил в Хендоне курсы политкорректности.
— Только физически, — ответил он. — А ты?
Мне, к счастью, не пришлось отвечать: в номер влетел Эш в чем мать родила и, порывшись в вещах, достал линялые джинсы и футболку «Бро Ананси» — несомненно, подарок Эффры. Задержавшись ровно настолько, чтобы поцеловать взасос юношу в постели, он надел «мартенсы», и мы вышли за дверь.
Когда мы покинули хостел и направились к машине, я задал ему вопрос насчет этого парня.
Эш только пожал плечами.
— Я и не понял, что это парень, пока мы не пришли ко мне, — ответил он, — а потом подумал: мне же хорошо, так почему бы и нет?
Для того, кто никогда не жил в населенном пункте крупнее Сайренсестера, Эш поразительно быстро превращался в метросексуала.
— Куда мы едем? — спросил он, когда мы сели в машину.
— В твой любимый район, — ответил я, — в Сохо.
— Накормишь меня завтраком? — с надеждой спросил он.
— Ланчем, — поправил я. — Да и для ланча уже поздновато.
В конце концов мы решили съесть рыбы с картошкой в забегаловке на Бервик-стрит. В одном конце этой улицы находятся офисы нескольких телекомпаний, посередине — открытый рынок, а в другом конце — пара-тройка неприметных магазинов для взрослых. А еще здесь расположены несколько всемирно известных магазинов, где торгуют только и исключительно виниловыми пластинками. Именно сюда пришел бы мой папа продавать свою коллекцию, если бы вдруг внезапно потерял к ней интерес — чего случиться, разумеется, не могло.
Я объяснил Эшу, в чем его задача.
— Я должен тусоваться в Сохо? — переспросил он.
— Да, — сказал я.
— Зависать в клубах и барах, знакомиться с новыми людьми?
— Ага. И искать среди них агрессивную женщину-убийцу, предположительно сверхъестественного происхождения.
— То есть надо шататься по клубам и искать опасную женщину? — снова переспросил он. — А как она хоть выглядит?
— Похожа на Молли, но, возможно, немного изменила прическу, — ответил я. — Надеюсь, ты ее отличишь сразу — особым, ну, паранормальным, чутьем.
На лице Эша отразилась работа мысли: он переводил мои слова на понятный для себя язык.
— Ага, — ответил он, — понял. А что мне делать, если я ее увижу?
— Сразу же звонить мне и ни в коем случае не приближаться. Это смертельно опасно, ясно?
— Как день, — ответил Эш. — А что мне за это будет?
— Ну, я же накормил тебя ланчем.
— Ну ты и жмот! — фыркнул он. — А на пиво?
— Потом возмещу.
— Нет, выдай уж лучше заранее.
Мы доехали до банкомата, и я снял пятнадцать фунтов на карманные расходы.
— Учти, — сказал я, протягивая Эшу деньги, — с тебя чеки. Иначе я расскажу Тайберн, что на самом деле произошло той ночью в Мейфэйре.
— Это же была всего-навсего кошка, — сказал Эш.
— Есть вещи, которые вообще ни с кем нельзя делать, — назидательно сказал я. — Даже с кошками.
— Ну, она же была так гладко побрита… — попытался оправдаться Эш.
— Думаю, Тайберн имеет совсем другое мнение на этот счет, — возразил я.
— Пожалуй, я начну с «Инстинкта», — решил Эш. — Давай со мной, а?
— Не могу. Кто-то, понимаешь ли, должен еще и на жизнь зарабатывать, — сказал я.
— А я этим и занимаюсь, — заметил Эш, — выполняю твою работу.
— Тогда будь осторожен.
— Представлю себе, что просто прекрасной лунной ночью вышел на охоту без лицензии, — сказал он.
С этими словами он развернулся и затерялся в толпе, попутно свистнув яблоко с рыночного лотка.
Проблема Сохо в том, что на машине через него фиг проедешь, а метро поблизости нет, как и автобусных остановок. Вот и приходится в итоге пробираться пешком. А когда топаешь пешком, можно легко наткнуться на тех, кого не заметил бы, сидя за рулем. Оставив машину на Бик-стрит, я вышел на Бродвик, но не успел достичь границы Сохо, за которой можно перемещаться с нормальной скоростью, как на Лексингтон-стрит меня перехватили.
Несмотря на шум машин, стук каблуков я услышал раньше, чем голос.
— Констебль Грант, вы мне солгали!
Обернувшись, я увидел Симону Фитцуильям — она цокала ко мне по тротуару на своих шпильках. Красный шерстяной кардиган ниспадал с плеч, словно мантия, пуговицы персиковой блузки чуть не расходились на груди, черные леггинсы обтягивали ноги, подчеркивая всю их умопомрачительность. Симона подошла ближе, и я ощутил запахи жимолости, розы и лаванды — запахи английского деревенского сада.
— Мисс Фитцуильям! — поздоровался я, стараясь держать официальный тон.
— Вы солгали! — повторила она. — Ваш отец — Ричард Грант по прозвищу Чертенок. Как же я сама не поняла этого сразу, по вашему лицу? Неудивительно, что вы знали, о чем говорите. Он еще выступает?
— Как вы? — спросил я, чувствуя себя ведущим дневного телевизионного ток-шоу.
Улыбка угасла.
— По-всякому, — сказала Симона. — А знаете, что могло бы поднять мне настроение? Что-нибудь экстраординарное.