— Но как же… — попытался возразить Найтингейл, однако доктор Валид не дал ему не то что закончить, но даже и начать толком.
— Если вы не будете следовать моим предписаниям, то, клянусь жизнью отца, я вас обоих отправлю на принудительный больничный, — сказал он. — Я ясно выразился?
Мы дружно кивнули.
Позже, когда мы потребовали от Молли положенных нам горячих напитков и сидели в кухне, ожидая их, Найтингейл поинтересовался моим мнением насчет того, действительно ли доктор Валид имеет право так распоряжаться нами.
— Думаю, да, — ответил я. — Во всех бумагах он значится как официальный консультант нашего отдела по вопросам медицины. Если бы у нас здесь были камеры и узникам вдруг потребовалась бы медицинская помощь, мы также обратились бы именно к нему. А кстати, нет ли у нас случайно камер?
— Теперь уже нет, — сказал Найтингейл. — После войны их все замуровали кирпичом.
— Так вот, — сказал я, — я за то, чтобы не заставлять его демонстрировать нам весь масштаб своих полномочий.
Молли почтительно протянула Найтингейлу кружку горячего шоколада.
— Спасибо, — кивнул он.
— А мне? — возмутился я.
Молли взяла со стула поводок Тоби и выразительно помахала им.
— Ну почему опять я?
— А мне нельзя, — сказал Найтингейл, — у меня постельный режим. Доктор прописал.
Я поглядел на Тоби — он припал к полу, еле видный за широкой юбкой Молли, и нерешительно тявкнул.
— Не подлизывайся, — строго сказал я.
Доктор Валид разрешил мне остаться в кабинете, когда уложил отца в тубу магнитно-резонансного томографа. Он сказал, это аппарат «3.0 Тесла», то есть очень неплохой, но для нужд такого госпиталя, как Университетский, лучше подошел бы более современный.
Внутри тубы есть микрофон, и пациент, если почувствует себя плохо, сразу же даст знать врачу. Папа, оказавшись внутри, принялся негромко напевать.
— Что это за звук? — спросил доктор Валид.
— Папа поет, — ответил я. — «Ain't Misbehavin'». Песня Луи Армстронга.
Доктор сел за панель управления, на вид достаточно мудреную, чтобы вывести с ее помощью спутник на околоземную орбиту или же сделать диджейскую версию какого-нибудь хита. Магнитный барабан томографа начал медленно вращаться с характерным стуком вроде того, который, если исходит из мотора автомобиля, заставляет немедленно свернуть к ближайшему автосервису. Но папу этот звук, похоже, ничуть не тревожил — он продолжал напевать себе под нос и даже слегка сменил ритм, чтобы подстроиться под стук магнитного барабана. Сканирование продолжалось довольно долго, и через некоторое время в динамике раздалось папино тихое похрапывание.
Доктор Валид обернулся ко мне, вопросительно подняв бровь.
— Человек, который способен уснуть, когда с ним по телефону говорит моя мама, — сказал я, — способен уснуть вообще в любой ситуации.
Закончив с папой, доктор Валид велел мне раздеться и самому лечь на стол томографа.
— Зачем? — не понял я.
— Возможно, Симона и из вас высасывала энергию, — сказал он.
— Но я же не играю джаз, — возразил я. — Я его даже не особенно люблю.
— Питер, у вас возникают ложные ассоциации. Вся эта связь с джазом может быть лишь побочным эффектом. Если ваша подруга в самом деле представитель неизвестного вида питающихся магией существ, то мы не можем пока определить, как именно она питается. Нужно больше данных, поэтому я и прошу вас лечь на этот стол. Пожалуйста, для блага науки, — сказал доктор.
Когда въезжаешь в тубу томографа, возникает своеобразное ощущение, что-то сродни клаустрофобии. Крутящиеся магниты поражают своими габаритами и создают магнитное поле, в шестьдесят раз превышающее земное. При этом на тебе одна только широкая больничная рубашка, и сквозняк от кондиционеров, задувая под нее, овевает твои причиндалы.
Хорошо хоть доктор Валид не заставил меня несколько часов ждать результатов обследования.
— Вот мозг вашего отца, — произнес он, указывая на изображение на мониторе. Я заметил посередине пару маленьких темно-серых пятнышек. — Это какие-то небольшие патологические изменения, возможно, вызванные гипермагической деградацией. А вот ваш мозг — не только не замутненный ни единой мыслью, но также и не имеющий каких-либо повреждений.
— Значит, мною она не питалась, — заключил я. — Но отчего же я тогда упал в обморок?
— Готов поспорить, что питалась, — покачал головой доктор. — Но началось это недавно и поэтому не успело вызвать повреждения мозга.
— Она делала это, когда мы занимались сексом, — сказал я. — И сама, можно сказать, в этом признавалась. А можно ли определить, что конкретно она поглощала?
— Повреждения, которые мы здесь видим, соответствуют симптомам начальной стадии гипермагической деградации.
— Значит, она вампир, — медленно проговорил я. — Джазовый вампир.
— Вполне возможно, что джаз для нее — просто приправа, — сказал доктор. — А поглощает она магию.
— Которая по сути своей… что?
— Как вы знаете, природа магии нам до сих пор не известна, — заявил доктор и отправил меня переодеваться.
— У меня нашли рак мозга? — спросил отец, когда мы одевались.
— Нет, доктор просто решил запечатлеть твою пустую голову и сохранить ее для будущих поколений, — ответил я.
— А тебе, как всегда, не повезло с девушкой, а? — не остался в долгу папаша.
Оказывается, это так странно — наблюдать своего пожилого родителя полуобнаженным. Взгляд поневоле притягивает его обвисшая морщинистая кожа с пигментными пятнами, и в голову приходит мысль о том, что настанет день, когда ты увидишь все то же самое, но уже в зеркале. В том случае, разумеется, если тебя еще в молодости не угораздит получить пулю или влюбиться в вампира.
— Помимо инцидента с мамой, как все прошло?
— О, совсем недурно, — сказал папа. — Можно было бы еще порепетировать, но ведь совершенству нет предела, сам знаешь.
Несмотря на то что Национальная медицинская служба все еще обеспечивала папу стерильными шприцами, он продолжал беречь давным-давно исколотые вены. Я было решил, что он теперь делает уколы в вены на ногах, но там тоже не было ни единого следа.
— Когда ты в последний раз кололся? — спросил я.
— Я временно завязал, — ответил отец.
— Давно?
— С лета. Я думал, мама тебе сказала.
— Она сказала только, что ты бросил курить.
— Не только, — многозначительно проговорил папа, застегнул темно-зеленую рубашку с пуговками на уголках воротника и потер руки классическим жестом старого кокни. — Соскочил и с того и с другого, добавил он. — Но, честно говоря, бросить наркотики было куда трудней, чем отказаться от курева.