— Ты куда пропала? Вчера весь вечер тебе звонил.
— Извини, Андрюша, — не своим голосом ответила я, — ты на работе? Я тебе сама перезвоню попозже.
— У тебя все в порядке? — с тревогой спросил он.
— Все хорошо, не волнуйся.
Я повесила трубку и откинулась на подушку. Холодный пот покрывал все мое тело. Сердце трепыхалось, как птичка в клетке. Усилием воли я заставила себя вылезти из-под одеяла.
— Горячий душ, чашка кофе и только потом сигарета, — сказала я себе самым строгим из моих голосов.
Душ смыл с меня остатки ночного кошмара, чашка кофе «согрела мне душу», а сигарета окончательно вернула к жизни.
Отложив толкование сна, так сказать, «на сладкое», я набрала номер телефона Мельникова.
Андрей был скрупулезен и дотошен. В своих изысканиях он расширил возрастные границы, заданные мной, и рассказывал теперь о результатах вчерашней работы. Я вынуждена была выслушать статистические данные о пропавших без вести за последние десять лет, причем как женского, так и мужского пола.
Проанализировав эти данные, он уже придумал целую теорию о возрастных группах риска, наиболее склонных к бесследному исчезновению. Потом сам же эту теорию раскритиковал, не оставив от нее камня на камне. Объяснялось все просто: такими словопрениями он мстил мне за мое вчерашнее хамство.
— А теперь слушай сюда, — наконец сменил он гнев на милость.
Я прильнула к телефонной трубке и затаила дыхание.
— Насколько я понял, тебя не интересуют всякие панки, хиппи и прочие неформальные меньшинства. Они всегда гуртом убегают в Петербург, и мы их отлавливаем в течение недели.
— Не интересуют, — подтвердила я решительно.
— Жмурки, как я понимаю, тебя тоже не волнуют.
— Не волнуют, — согласилась я, теряя терпение.
— Бомжих, алкоголичек не желаете? Могу предложить пяток.
— Не желаем, — выдавила я сквозь зубы.
— Скучный ты человек, Иванова. Никакой в тебе романтики!
— Послушай, в конце концов… — я не находила слов от ярости. — У тебя есть совесть?
Мельников добился своего. Сумел вывести меня из себя, чего ему до сих пор ни разу не удавалось.
— Что с тобой, Иванова? О какой совести ты говоришь? Разве не поняла, что я вкратце пересказал тебе тот путь, который вынужден был пройти, выполняя твое поручение. А я ведь не рассказал тебе еще и десятой доли.
Я все поняла. Это не было местью. Это была законная гордость профессионала, сумевшего перерыть кучу информационного навоза и в ее недрах обнаружить жемчужину — единственно важный для меня факт. И за это я наорала на него, как последняя дура. Мне хотелось провалиться в преисподнюю от стыда.
— Мне стыдно, Мельников. Прости меня. Пожалуйста.
— Да ладно, с кем не бывает, — окончательно убил он меня своим великодушием.
После чего с чисто профессиональной лаконичностью сообщил мне, что заданные мною параметры: юность, внешняя привлекательность и внезапное исчезновение, позволили сократить круг его поисков до нескольких десятков дел. Молодые красивые девушки пропадают в Тарасове часто. Но обычно ненадолго. Чаще всего их находят живыми или мертвыми довольно быстро. Ненайденными остаются единицы. За истекший период было два таких случая, но он надеялся, что «его милый частный детектив» не занимается ни одним из этих дел, так как полагает их абсолютно «гиблыми».
— Я бы мог тебе подробно рассказать, почему считаю их таковыми. Однако думаю, что тебе будет гораздо легче сходить к почтовому ящику и забрать оттуда копии этих дел, поскольку они дожидаются тебя там со вчерашнего вечера.
— Подлец! — гаркнула я, бросая трубку, забыв о своем недавнем покаянии, и помчалась к почтовому ящику.
Через полчаса я почувствовала себя агентом Малдером. Так как оба дела оказались действительно гиблыми, и легче всего было спихнуть все в них написанное на действия летающих тарелок.
Честно говоря, я скорее напоминала себе агента Скалли, несмотря на то что ее непроходимая тупость всегда выводила меня из себя. Я так же, как и она, не верю в летающие тарелки и предпочитаю земные объяснения любых происшествий.
Я еще раз перечитала оба дела, благо это не заняло у меня и пяти минут. Их и делами-то можно было назвать с натяжкой. Заявление родственников, фотография, куцые сведения о недолгой жизни каждой из «пострадавших» и протоколы допросов свидетелей. Совершенно бесполезные бумажки, так как свидетелей-то как раз никаких и не было.
Первая девушка, студентка пединститута двадцати трех лет. Отсидев две пары, она сослалась на недомогание, ушла с третьей, села на частника и укатила в неизвестном направлении. Ее однокурсницы, выходившие на перемене покурить на крыльцо института, запомнили, что в машине находился еще один пассажир, но имел ли он отношение к их подруге — сказать не могли. Она училась на заочном отделении, в Тарасове появлялась два раза в год. На место постоянного жительства она не возвращалась.
О второй девочке — ей только что исполнилось восемнадцать, было известно еще меньше. Отправившись на занятия в училище культуры, студенткой которого она была, до училища не дошла и домой не вернулась.
И той и другой были даны характеристики с места учебы. Однако обе были настолько безликие, что их вполне можно было поменять местами.
Первая пропала год назад, вторая — сразу после Нового года. Никаких сведений о них с тех пор не поступало.
С точки зрения милиции эти два случая были сходны только в одном: обе девушки бесследно пропали, и вряд ли кто-нибудь подозревал, что они могут стать двумя звеньями одной цепочки. Два звена — еще не цепочка.
Я, в отличие от милиции, располагала информацией о третьем звене. И я не могла отделаться от мысли, что эти три случая каким-то образом связаны между собой. Почему?.. Попробую разобраться.
Для большей наглядности я положила перед собой все три фотографии. Такая коллекция заинтересовала бы отборочную комиссию любого конкурса красоты. Охотники за фотомоделями, окажись они сейчас рядом со мной, без сомнения, разделили бы мое мнение.
Девушки были совершенно разными, но в каждой из них было нечто, объединяющее их в одну «команду». И я наконец поняла, что именно. Они были в одном вкусе.
Я осознавала недоказуемость подобного утверждения, но прелесть моей работы в том и состоит, что я не обязана никому ничего доказывать. От меня ждут результата. А мои методы никого не волнуют.
У меня по коже пробежали мурашки. Некоторые называют это ощущение по-другому: «Мороз по коже». Но не в названии дело. Наверное, любому человеку, так или иначе связанному с поиском истины, с разгадкой каких бы то ни было тайн, известно это чувство.
Пробежал «мороз по коже» — и появляется уверенность, что ты на верном пути. Что впереди тебя ждет открытие. Что «истина где-то рядом». Еще один вопрос интересовал меня. На каком отделении училась младшая из моих новых подопечных? Милицию это не интересовало, поэтому в графе «Место работы, учебы» стояло просто «Училище культуры».