Мало-помалу обитатели большого дома на Линден-стрит окунулись в сонную рутину, словно горстка доброжелательно настроенных, но далеких планет, вращающихся друг возле друга.
Олив все ждала, когда же случится что-нибудь интересное.
Она не знала, но все это время дом тоже кое-чего ждал.
К концу июля в городе стало жарко и душно. Мистер и миссис Данвуди чаще всего проводили вторую половину дня на работе – у них в кабинетах были кондиционеры. Они звали с собой и Олив, но ей там не нравилось: люди в университете разговаривали числами, а не словами, делать ей было нечего – разве что искать узоры в неровностях потолка.
В один из таких тягучих дней Олив снова осталась одна. Дом был построен из камня и стоял в окружении старых деревьев с густыми кронами, так что внутри никогда не становилось очень жарко, но все же было влажно и очень тихо, словно в бутылке, наполненной туманом. Вечернее солнце пробивалось сквозь витражные окна размытыми цветными пятнами. Под тяжелыми старомодными креслами растеклись тени. На стенах слабо поблескивали рамы картин. Встав посреди душной гостиной, девочка посмотрела на полотно, изображающее парочку в парижском уличном кафе, и представила, как бродит по узким улочкам Франции и ест круассан, бросая крошки голубям. Наверное, здорово было бы… Потом она вздохнула и в тысячный раз коснулась того места, где когда-то на цепочке висели очки, и поплелась вверх по устланной ковром лестнице в коридор второго этажа.
На ее пути висела картина с небольшим мерцающим озером, в котором Олив нашла медальон Аннабелль МакМартин. В том же самом озере Аннабелль позже пыталась ее утопить, но сегодня водная гладь казалась безобидной, мирной, даже освежающей. Олив сдула со лба прилипшие пряди волос и представила, как хорошо было бы поболтать сейчас ногами в этой прохладной воде. Потом ей вспомнилось, как она пыталась не утонуть в черных маслянистых волнах, как пальцы касались чего-то холодного и склизкого, как воды сомкнулись над головой…
Остаток пути она почти пробежала.
Оказавшись в коридоре второго этажа, девочка остановилась у пейзажа с Линден-стрит. Она уже столько раз стояла на этом месте, что протоптала в ковре небольшую проплешину. Картина изображала укутанный туманом зеленый холм, который уходил вдаль к Линден-стрит образца прошлого века, где в неизменных сумерках стояли все те же деревянные, каменные и кирпичные дома, в которых жили нынешние соседи Олив. Даже без очков Олив не раз замечала, как в застывшем изображении двигаются те, кто когда-то принадлежал реальному миру и кого Олдос МакМартин обманом заманил в ловушку.
Старательно прищурившись, Олив вгляделась в ряд домов. Возможно, ей просто хотелось так думать, но она вроде бы заметила вдалеке несколько крохотных бледных фигурок. Может, и Мортон был среди них. Олив прижала нос к картине и тут же отпрыгнула – картина сдвинулась от ее прикосновения. Когда Данвуди только въехали в старый каменный дом, все рамы были приклеены к стенам магией. Теперь, когда магические вещи МакМартинов утратили свою способности, картины можно было поправлять и перевешивать, но девочка все никак не могла к этому привыкнуть. Олив выровняла пейзаж с Линден-стрит, еще пару мгновений разглядывала нарисованные дома, а потом снова вздохнула и побрела в свою комнату.
Горацио спал на туалетном столике. Его длинное тело растянулось по узкой столешнице, а гигантский хвост-метелка лежал, аккуратно свернувшись вокруг ее коллекции старых бутылок из-под газировки. Лишенный волшебной силы медальон Аннабелль, в котором уже не было портрета ее деда, висел на горлышке одной из любимых бутылок Олив – ярко-зеленой, покрытой бугорками, на ощупь похожими на пузырчатую пленку. Было время, когда этот медальон висел на шее у самой Олив, и она уже думала, что никогда не сумеет его снять… Но теперь когда хозяев не стало, медальон стал всего лишь еще одной волшебной диковинкой, которая превратилась во что-то совершенно обычное.
– Горацио? – позвала Олив.
Кот не шелохнулся.
– Горацио? – повторила она громче.
– М-м-м-ф, – пробормотал кот.
Олив поковыряла большим пальцем ноги деревянный пол, собираясь с духом.
– Ты не отведешь меня навестить Мортона? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно менее просительно. – Я уже так давно его не видела.
Горацио не ответил.
– Я говорю, ты не отведешь меня…
– Я слышал, Олив. Даже при том, что спал, я все слышал. – Горацио совсем чуточку повернул голову, и из отражения в зеркале на девочку уставился горящий зеленый глаз. – Иди и попроси кого-нибудь другого тебя отвести.
Она громко вздохнула и побрела вон из комнаты, по дороге бросив взгляд на изображение Линден-стрит. Поспешила пройти мимо пустого места на верхней площадке лестницы, где раньше висел пейзаж с ночным лесом. Странно, но от стены до сих пор веяло какой-то угрозой. Олив прошлепала вниз по лестнице, по просторному коридору и через пустую кухню до самой двери в подвал.
Хотя в конце концов она и привыкла к подвалу, он ей все равно не особенно нравился. Там всегда было темно и грязно, и полно пауков. А холодные каменные стены были сложены из древних надгробий.
Олив открыла дверь и включила первую лампочку. Слабый свет пролился на шаткие деревянные ступени, уходящие в темноту.
– Леопольд? – позвала девочка, спускаясь по ступенькам. – Ты здесь?
У подножия лестницы она потянулась рукой к следующему выключателю, но тот, казалось, исчез. Разве он не должен быть здесь, у самой последней ступеньки? Олив пошарила руками вокруг. Темнота подвала словно загустела, каменные стены дышали холодом, их влажные выдохи щекотали взмокшую шею. Она уже собиралась сдаться, развернуться и припустить обратно вверх по лестнице, и тут ладонь наткнулась на цепочку. Олив дернула за нее с такой силой, что лампочка задребезжала.
В углу блеснула пара ярко-зеленых глаз. Хотя девочка и ожидала их увидеть, но все же сердце в груди легонько подпрыгнуло от смутной тревоги. И тут знакомый хрипловатый голос произнес:
– К вашим услугам, мисс.
Олив на цыпочках прокралась в самый темный угол подвала. Огромный черный кот сидел на крышке люка точно так же, как когда она впервые его увидела – недвижимый, словно статуя. Шерсть у кота была густо-черная и блестящая, как нефтяное пятно. Давным-давно Аннабелль МакМартин спрятала в этом люке урну с прахом своего деда. А потом, уже совсем не так давно, снова извлекла ее на свет – и Олив невольно помогла ей в этом.
На девочку нахлынули воспоминания о ветре в нарисованном лесу, который вздымал прах Олдоса ввысь, заслоняя небо, о том, как пепел шелестел и жужжал, будто миллионы черных насекомых, как они с Мортоном мчались к спасительной раме картины…
Она взмахнула руками, прогоняя и картинку, и ощущение крошечных черных крыльев на коже.
– Чем занимаешься, Леопольд? – спросила Олив, присев на корточки рядом с люком и пытаясь заставить сердце успокоиться.