– Дня три или четыре, а что?
Поколебавшись, Алекс рассказал ему обо всем. Дольф выслушал его и с неподдельной грустью покачал головой.
– Она не говорила, куда потом собирается отправиться?
– Нет. Могу узнать у других. Возможно, обмолвилась кому-нибудь.
– Хорошо. Буду вам крайне признателен. Вы видели ее после того обеда?
– Нет, – не раздумывая ответил Дольф. – Потом мы узнали, что она уехала.
– Она не говорила, зачем приехала сюда?
– Конечно. – Дольф снова улыбнулся. – Сказала, что хочет познакомиться с Барриманом.
Вечером Дольф перезвонил нам и сообщил, что побеседовал с другими.
– Уезжая, она говорила кое-кому, что собирается в Бессарлик.
– Бессарлик? Что это?
Он рассмеялся:
– Вы не знали? Это Призрачный лес.
Мой тебе совет, Гримли: поступи благоразумно. Спрячься.
Этюд в черных тонах
Когда оказываешься на другой планете, всегда приходится к чему-то приспосабливаться. Твой вес, как правило, отличается от обычного; отличие невелико, но ты удивляешься тому, к чему может привести внезапное приобретение – или внезапная потеря – нескольких фунтов. Время неизбежно становится проблемой. Никогда не удается, несмотря на все старания, привести его к единому стандарту. Часы на Салуде Дальнем длиннее, чем дома, а минуты короче. Даже не стану пытаться это объяснить. Достаточно сказать, что сутки в Болдинай-Пойнте, если определять их как время полного оборота планеты вокруг своей оси, почти на два стандартных часа дольше привычных нам. В итоге чередование сна и бодрствования быстро превратилось в кошмар.
Но самым сложным стало привыкание к местной еде. Бо́льшая ее часть была незнакомой и казалась безвкусной, и мы ограничились ближайшим аналогом того, что имелось на Окраине. Вряд ли кого-то интересуют подробности, но читателю следует иметь в виду, что, когда я, к примеру, упоминаю яичницу с беконом, речь идет лишь о некотором ее подобии. А местный кофе не напоминал настоящий ни в малейшей степени.
Когда на следующее утро мы доедали псевдозавтрак, Алексу позвонили:
– Господин Бенедикт?
– Да.
– Господин Бенедикт, я звоню по поручению доктора Векслера.
– Кого?
– Доктора Микеля Векслера с исторического факультета Университета Марикобы. Ему бы очень хотелось отнять у вас несколько минут. Вы будете свободны чуть позже?
– О чем хочет поговорить доктор Векслер?
– Насколько мне известно, это имеет отношение к Викки Грин.
– Я свободен прямо сейчас.
– В данный момент он на совещании, сэр. В десять часов вас устроит?
Мы поискали сведения о Векслере.
Он был одним из героев Сопротивления, подпольного движения, много лет боровшегося с правительством Клива. Его бросили в тюрьму и пытали, но в конце концов товарищи устроили ему побег. Когда к власти пришла Коалиция, он решил заняться преподаванием и теперь занимал должность декана исторического факультета Университета Марикобы.
Его перу принадлежала книга «Мятеж на побережье» – воспоминания о тех бурных годах. Кроме того, время от времени Векслер консультировал администратора Килгора. Алекс целый час читал отрывки из книги.
– Могу сказать одно, – заявил он. – Бо́льшую часть заслуг он приписывает другим.
Мы приняли звонок Векслера в одной из гостиничных комнат для переговоров. Алекс представил меня как свою деловую партнершу, и Векслер галантно заметил, что хотел бы иметь такую же. Обычно подобного рода комментарии сразу же меня настораживают, но Векслер, похоже, говорил совершенно искренне.
Он держался свободно, почти расслабленно, но в его взгляде сквозило предостережение – «лучше меня не злить». Всем своим поведением он давал понять, что прекрасно понимает: когда-нибудь его статуя будет стоять на Аллее Героев в Маринополисе. Векслер говорил уверенно, как человек, привыкший принимать решения. Я видела, что он поддерживает себя в форме. У него были густые седые волосы и точеные черты лица – свидетельство внутренней силы. Пожалуй, в трудный час я бы не отказалась иметь рядом такого мужчину.
– Я правильно понял, – продолжал Векслер, – что молодая леди сыграла немаловажную роль в вашем успехе?
Наверное, я покраснела.
– Вы совершенно правы, – ответил Алекс. – Не знаю, что бы я без нее делал.
Они еще с минуту обменивались любезностями, затем Векслер перешел к делу:
– Я всего несколько дней назад узнал про Викки Грин. Какая жалость… Что, во имя всего святого, на нее нашло?
Алекс дал свой всегдашний ответ:
– Именно это мы и надеемся выяснить.
– Что ж, удачи вам. – Векслер нахмурился. – Вы рассчитываете найти ответ на Салуде Дальнем?
– Не знаю.
– Позвольте спросить…
– Не стесняйтесь, доктор Векслер.
– Микель, если вы не против. Можете считать меня ее поклонником. Мне интересно знать, почему это привлекло ваше внимание.
Алекс рассказал ему про сообщение.
– «Все они – мертвецы».
– Кто?
– Понятия не имеем.
– Очень странная и загадочная история. И как же, позвольте спросить, вы намерены действовать?
– Мы решили пойти по ее следам.
– Что ж, тоже вариант. Ничем не хуже любого другого.
Я заметила прислоненную к креслу Векслера трость – вероятно, сувенир из застенков Клива.
– Микель, а как вы сами были связаны с Викки Грин? – спросил Алекс.
– Я встречался с ней на станции Сэмюелс, когда она улетала.
– Значит, вы ее знали?
– Я знал ее по фотографиям, читал ее книги с тех пор, как они начали выходить. В обычных обстоятельствах я не стал бы в этом признаваться, но… в общем, я знал, что она здесь и собирается улетать. – Векслер сидел в кресле, обтянутом синей тканью. Два окна позади него выходили, скорее всего, на университетский кампус. – И я устроил так, чтобы оказаться в это время на станции.
– Вам удалось с ней побеседовать?
– Да. Мы говорили несколько минут.
– Как она выглядела?
– Что вы имеете в виду?
– Она была расстроена чем-нибудь? Подавлена?
– Нисколько. Она оказалась совсем не такой, как я ожидал. Я думал, что, если человек пишет про ужасы, он должен быть… ну, в общем, понятно. Но Викки Грин была совсем, совсем другой. – Он улыбнулся. – В чувстве юмора ей не откажешь. Разумеется, я притворился, будто оказался там случайно, и спросил, не она ли та самая Викки Грин. Сами знаете, как это бывает. Мы разговорились, и она позволила мне угостить ее в баре.