Питтард невесело усмехнулся сам себе. Слово «всего» было настолько неверным, что это заставляло чувствовать во рту кислый вкус. Встреча его дивизии с любой известной ему русской мотострелковой бригадой в секторе наступления 1-й бронетанковой должна была проходить по давно отработанным сценариям, типы которых соответствовали тому, приняли ли русские встречный бой, встали ли они в оборону и какой ее вариант выбрали: быстрое чередование статичных и маневренных фаз боя либо их классическое «зарыться в землю за минными полями». И один, и другой, и третий, и все иные варианты не давали русским много шансов. В каждом случае доступные Армии США современные средства технической разведки заблаговременно вскрывали их позиции, штаб дивизии определял приоритетность целей, после чего начинала работать «длинная рука»: ударные вертолеты и артиллерия.
— Демонстративная акция, — медленно и с выражением повторил командир дивизии. — Стоившая им одного вертолета и восьми танков. Проведенная практически на границе с Беларусью. Да, я подумаю над этим. При этом броня была «сама по себе», в отрыве от мотопехоты и, например, мобильных средств ПВО?
— Да, именно так.
— Притом что они наверняка имеют весьма полное представление о том, кто им противостоит, и соответственно о числе «Апачей» непосредственно в нашем распоряжении?
— Да.
Оба помолчали, и Питтард явно почувствовал, как напряженно размышляет на дальнем конце эфира его собеседник.
— Хорошо, — наконец заключил он. — Что-нибудь еще?
— Да. По-прежнему весьма высокий темп потери разведывательных БПЛА всех классов. Основная причина — огонь стрелкового оружия.
— Это ожидаемо.
— Совершенно верно, ожидаемо. Но неожиданным является именно объем потерь. Вспомни Ирак. Саддам раздал по «калашникову» с мешком боеприпасов каждому задрипанному милиционеру. В отдельных случаях там имела место совершенно беспрецедентная плотность огня по разведывательным БПЛА. То есть именно по неспособным к немедленному ответному удару объектам. И почти никакого результата. Сколько-то мы теряли сбитыми, но совершенно незначимые цифры, сравнимые с объемом потерь по небоевым причинам.
— Там была пустыня: песок на земле, песок в воздухе. Смазка превращалась в желе. Авиадвигатели всех типов изнашивались с дикой скоростью, электроника сбоила от жары и того же песка. Здесь этого нет и в помине, и потери по небоевым причинам минимальны. Да и техника явно стала лучше.
— Уверен, дело не только в этом. Еще раз, я привожу не только относительные цифры, но и абсолютные.
— Вывод?
— Русские умеют стрелять. В отличие от арабов.
Питтард фыркнул, не постеснявшись. Русские были способны на много разных штук, которые отличали их от арабов. В конце концов, они конструировали и даже до сих пор производили свои собственные танки, самолеты, вертолеты и крупные боевые корабли, а не только покупали их за нефть. Да, можно было поверить и в то, что они умеют стрелять из своих «калашниковых».
— Я очень прошу не смеяться, генерал, сэр. Мы читали те же самые аналитические записки все последние месяцы и годы. Русские фактически табуировали стрелковое оружие. Практика с собственным стрелковым оружием даже в мотострелковых войсках традиционно сводится к минимуму. Владение пистолетом или револьвером строго запрещено совершеннолетним, законопослушным, принимающим участие в голосовании гражданам, в том числе отслужившим по призыву или контракту. В том числе офицерам их собственной армии и полиции во внеслужебные часы. Чтобы купить паршивое гладкоствольное ружье для охоты на уток, человек должен месяцами прыгать с русскими рублями в зубах. В любом эпизоде самообороны с применением оружия — в том числе, кстати, холодного — оборонявшийся по умолчанию признается виновным. И так далее. Вы помните этот анализ? Среднестатистический русский призывник в принципе не может метко стрелять. Так нас убеждали.
— Я слушаю внимательно. Хотя, на мой взгляд, последняя минута моего времени была потрачена напрасно.
— Я прошу прощения, генерал, сэр. Я уже закончил. Это было мое частное мнение.
— Хорошо, Кен. Я принимаю его к сведению именно как частное мнение о невысоком уровне анализа данного конкретного аспекта, проведенного на подготовительном периоде операции. Теперь о целом. Работа «Готовых первыми» меня устраивает. Темп продвижения хороший, потери более чем приемлемые даже с учетом этого удара. Дисбаланс в отношении применения «Страйкеров» и артиллерии я по-прежнему поддерживаю. Что касается противотанкистов… Рота «F» нарвалась по объективным причинам: русские нас несколько расслабили. Да, у них все еще есть «Фенсеры». К слову, из всех ударов высокоточным оружием по силам и средствам их ВВС собственно «Фенсеры» наверняка имели низший приоритет — это самые старые из их сухопутных ударных самолетов. Но у них есть и много чего еще. Штаб группы переварил девятичасовую сводку об ударе оперативно-тактическими ракетами по штабу 48-й бригадной боевой группы?
— Да, сэр. Я был впечатлен.
— Вот именно. Тот же термин. На этом фоне потери офицерского состава роты «F» выглядят довольно блекло. Не то, чтобы я на что-то намекал. Это я так призываю вас быть осторожными.
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
— Конец связи, Готовые Первыми.
— Конец связи, Гладиатор.
Генерал Питтард стянул с головы наушники и, чтобы не вставать, положил их прямо на стол. Одновременно с разговором он успел проглядеть несколько новых документов с грифом срочности и даже ответить на некоторые из них. За следующие минуты он проработал еще несколько. Собственными глазами посмотрел на сводную таблицу потерь БПЛА по всем трем бригадным боевым группам и по отдельным ротам своей дивизии. Проверил показатели готовности всех батальонов 501-го авиаполка, они по-прежнему были почти стопроцентными. Обменялся несколькими короткими депешами с руководителями отделов своего штаба в режиме мультичата, пользуясь и стилом, и клавиатурой. Большинство командиров дивизионного звена традиционно работали в «тесных прокуренных комнатах», непрерывно общаясь в перекрестном режиме: то, что называлось round-robin. Но он был, наверное, большим индивидуалистом, чем многие другие, и значительную часть командной работы осуществлял, находясь в своем кабинете один, благо современные технологии это позволяли.
За окнами сухо и негромко стукнуло несколько раз подряд, и Дана Питтард тут же, не раздумывая, выдернул из кобуры пистолет и отработанным до автоматизма движением дослал патрон в патронник. Полминуты тишины, и через массивную дверь, непонятно зачем нужную директору русской средней школы в его или ее кабинете, начали пробиваться голоса. Там вообще стало довольно шумно, и он не выдержал, поднялся со своего места и первым делом подошел к окну. Осторожно отодвинув тот же самый край занавески, что и в прошлый раз, он убедился, что во внутреннем дворе школы ничего необычного не происходит. Прямо напротив его окна были здоровенные окна крытого спортивного зала, завешенные поперечинами «шведской стенки» и почему-то крупноячеистой сеткой, как на старых парусных кораблях. Сквозь окна противоположной стороны зала тоже ничего особенного не просвечивало. Голоса за дверью не стихали, и он, отпустив занавеску, двинулся туда. Подумав, прежде чем открыть дверь, он сунул пистолет обратно в кобуру, машинально проверив положение предохранителя.