Короткий свист сзади — и они по очереди оторвались от камня и осторожно оттянулись назад. Метров через двадцать можно было уже распрямиться, и оба нагнали парня одновременно.
— Ну что?
Курсант посмотрел спокойно и мрачно, но сразу не ответил. Капитан-лейтенанту захотелось рявкнуть, но он сдержался. Мало ли что: может быть, парень тоже контуженый, как минимум психически.
— Рома, не тяни резину. Не надо ничего изображать, просто скажи, как есть. Кого видел, что слышал. Есть ли возможность зайти.
— Есть, — очень ровно ответил курсант. — Но я бы не стал.
Он пожал плечами и прямо посмотрел на офицера, явно дожидаясь вопроса «почему?». Не дождался.
— Чужих в поселке пока нет. В том числе немцев. И еще не было. Но здесь такие «свои» нашлись, что лучше бы чужие.
— В смысле?
— В смысле мы все правильно сделали, что пришли и ушли тихо. Я поговорил с пацаном лет пятнадцати. Он весь трясется. Кто-то у него по соседству за старые долги рассчитался. Холодным оружием, три человека, если не преувеличивает. Просто один сосед другого. Новая власть все спишет.
— Немцев ждут?
Роман снова пожал плечами.
— Ждут чего-то. Но флаги немецкие — флагов ООН как-то не видно.
— Ладно, с пацаном ты поговорил. Что еще?
— Еще телевизор посмотрел.
— Че-го?
— Телевизор.
Они сидели на корточках, как азиаты, чтобы не было видно с дороги. Жестикулировать было неудобно, но Роман все же очертил рукой в перчатке квадратик перед собой, будто для маленького.
— Парень меня в дом отвел водички попить. Электричество есть, как ни странно. Сотовая связь не работает, городской в доме нет, не проведена. Вода есть, появилась сегодня с утра. Ящик включен на прием непрерывно. Парень дал пульт: отечественных каналов ни одного, все глухо. Ловятся прибалтийские и польские. На всех ликование и карты со стрелками.
— Ох… Поподробнее с этого места. Сколько у тебя было, минут десять?
— Чуть меньше. Значит, так… Знаете, что самое главное?
— Ну?
— Белоруссию никто пальцем не тронул. Ни одного авианалета, ни одного ракетного или артиллерийского удара. Батька объявил в стране всеобщую мобилизацию и ввел чрезвычайное положение: все войска на границах, гражданские организованно эвакуируются из городов, милиция и военные поддерживают стальной порядок. И все это показывается, вы не поверите, в довольно доброжелательном тоне. Вот, мол, маленькая страна, и там, конечно, тирания, но пусть балуются, только не лезут…
Капитан-лейтенант как застыл лицом в виде «брови домиком», так и продолжал сидеть, не меняя это выражение. Курсант Дима слушал, наклонив голову набок, как собака, старающаяся казаться умной.
— При этом про Россию все взахлеб и с удовольствием. Псков, Великие Луки, Невель… Пушгоры, Опочка, еще что-то… Мирное население вовсе не является мишенью. Разрозненные, лишенные центрального управления подразделения российских вооруженных сил оказывают неорганизованное, бесполезное сопротивление, но они не способны противостоять железным когортам польских легионов и союзников, двигающимся восстановить историческую справедливость…
— Так и сказали? Ты знаешь польский? — быстро спросил офицер.
— Да, довольно неплохо знаю. Так и сказали. Канал TRWAM, Варшава, если интересно.
— Как по-польски «железные когорты»?
— Zelazne kohorty. А историческая справедливость — это historyczna sprawiedliwosc. А Ясная Поляна — это Trakany по-польски, Trakehnen по-немецки и Trakenai по-литовски.
— Как, Тараканы?
— Да, почти.
Все трое замолчали и начали переглядываться, словно в детской игре.
— Поесть я взял, — сказал Роман после молчания. Нарушил, так сказать, очарование.
Хлеб капитан-лейтенант принял у него молча и так же молча сунул за пазуху. Есть хотелось, но терпимо, а делить здесь, второпях и на морозе — глупо. Вода у них была: две полные пластиковые бутылки, включая квадратную, которую он тащил от самого Калининграда. Пешком бы не стал тащить, конечно, а так…
— Про бензин спросил чего-нибудь?
— У парня бесполезно спрашивать. Дом бедный, у него и мопеда-то наверняка нет.
— Но не спросил.
— Нет, не спросил.
— Зря.
— Бесполезно, — вдруг произнес второй курсант, Иванов с факультета ракетного вооружения. — Даже если у них есть бензоколонка в поселке, что сомнительно… Чем мы бензин купим, пистолетами?
Капитан-лейтенант посмотрел на него мрачно. Да, про три пистолеро, это была уже неновая их шутка «между собой». Один раз им совершенно добровольно подлил литров пять хренового бензина довольно бодрый дедок на «козлике», встретившийся им посередине проселочной дороги между Загорском и Щеглами, но это было вчера. Сегодня бак снова начал помигивать сигнальной лампочкой. В норме это означало около 60 километров, но так, как они двигались, выходило в три раза меньше. До цели не добраться. Да и цель-то…
— Можем попытаться слить у кого-то.
— Тогда нужен шланг.
— У нормального автолюбителя шланг всегда найдется. Главное — правильно попросить.
Вот теперь это был почти нормальный диалог. Конструктивный. После встречи с курсантом Сивым они двигались к своей новой цели гораздо быстрее, чем пешком и бегом. Но двигались дикими зигзагами, половину времени на второй передаче, вторую половину — затаиваясь с невыключенным мотором. Вот и результат.
— Мы не сумеем правильно. А выбора нет — что да, то да.
— От этого что-то меняется?
— Вовсе нет.
Действительно, с чего бы? После того как они не пробились к Полесску и ушли кривым и косым маршрутом на юг и восток, их новой целью был лесной участок на стыке трех государственных границ. Существовала вероятность, что при очень большом везении в нем можно было продержаться еще несколько дней. Но здесь, посреди дорожной сети, она становилась все более иллюзорной с каждым днем. Линия фронта, если она еще была, отдалялась все дальше и дальше на восток, и в любом случае между Калининградской областью и Россией лежали две чужие страны. Более оптимистичным вариантом выглядела бы попытка добраться до Беларуси, но это если забыть, что даже от собственно границы до Беларуси было еще 40 километров по Польше или Литве на выбор. Пешком не пройдешь точно, на машине не проедешь, даже если найти бензин. На лыжах и велосипедах тоже, тут можно даже не смеяться. Значит, что? Значит, не нужно даже тратить время.
— О чем думаете, курсант Сивый? — спросил капитан-лейтенант, заметив, что непростой курсант выключился из диалога. Ответ был довольно неожиданным.
— Об отце.