– Devil! (Дьявол!) – В глазах сэра Челлендера мелькнул испуг, а улыбку стерло, словно тряпкой, школьный мел с доски. Он уставился на мое запястье. Точнее, на серебряный браслет с головой собаки.
– Вы знаете… – невольно пробормотал я. – Вы все знаете!
– Молодой человек, – тут же перебил меня он. – Прошу извинить, если я чем-то задел память вашего уважаемого родителя. Быть может, нам стоит просто поговорить об этом в более умиротворяющей обстановке? Скажем, я мог бы пригласить вас сегодня вечером на ужин? Не отказывайтесь, умоляю вас! Уверен, что смогу предоставить вам все возможные доказательства своей непричастности к этому ужасному происшествию.
– Прекрасное решение, – уверенно ответил за меня генерал Воронцов. Я сдержанно кивнул.
– Замечательно! – неискренне разулыбался английский посол. – А теперь, если мое присутствие здесь более не является необходимостью, могу ли я просить государя Александра позволить мне откланяться?
Царь безоговорочно отпустил толстяка, но предупреждающе поднял руку, обернувшись ко мне:
– Вы действительно окончили Оксфорд?
– Да, Ваше Величество.
– Задержитесь. У меня была пара вопросов относительно британской системы образования.
– Буду счастлив служить, – поклонился я.
Наш разговор, начавшийся со вполне безобидных тем, затянулся часа на полтора, не менее. Александр Второй, сам человек в высочайшей степени начитанный, образованный и владеющий несколькими языками, выразил искренний интерес к классическим методам преподавания.
Его вопросы не были простыми и не были праздными, он, несомненно, планировал серьезную реформу русского образования и хотел добавить в нее все лучшее и прогрессивное, что могли предложить европейские страны. Причем не слепо копируя Запад, а подходя ко всему с позиций полезности и логики.
Государь расспрашивал о количестве часов по каждому предмету, о гармонии точных наук и занятиях спортом, о системе закаливания, о профессорском составе, об институтских музеях и библиотеках, о грандах и стипендиях, о культурной среде, о продвижении в умах молодых студентов истинно британских ценностей, патриотизма и образа жизни.
Я честно, как мог, где коротко, где подробно, рассказывал все, что знал. И если бы дежурный офицер, умоляюще глядя на меня, не начал яростно косить глазами на большие напольные часы, возможно, мы бы проговорили дольше. Мне пришлось взять себя в руки, силой воли остановиться и извиниться перед царем за отнятое время.
Александр Второй тепло поблагодарил меня и выразил уверенность, что я смогу мирно разрешить все возникшие недоразумения с английским послом. Разумеется, я обещал приложить все старания. Мы с графом покинули зимнюю резиденцию русских самодержцев и, как искренне считал милейшей души Павел Павлович, могли гордиться полной победой!
– Наш государь не особо англичан жалует. Помнит, сколько крови они нам попили во время последней войны на Балканах, – пояснял он, сопровождая меня к тому месту, где нас ожидала двуколка. – Да и в других бедах, куда ни глянь, почти везде английский след обнаружится. То туркменов с персами на нас натравят, то кавказцев немирных, а то и китайские глаза ненасытные к нашим землям развернут. Однако…
– Что? – вскинулся я, все еще пребывая в легкой эйфории после августейшей аудиенции.
– Однако же предположить то, что английский посол настолько глуп, чтоб из своего же сада русским офицерам в спину стрелять? В это тоже поверить трудно, – завершил свою мысль отставной генерал от инфантерии. – Это не в его стиле. Британцы не любят сами пачкать руки.
Тут я с ним не спорил. Более того, при виде явного испуга сэра Эдварда Челлендера мне показалось, он узнал браслет моего отца и понял, что я тоже принадлежу к тайному ордену Цепных Псов. Он знал про них, точно знал и боялся! А значит, совершенно необходимо сегодня же вечером нанести ему визит и за ужином вытрясти все, что ему известно об этом выстреле…
– Кстати, мальчик мой, так вы поедете в гости к послу? – улыбнулся граф Воронцов. – Просто на вашем лице написана такая суровая решимость, что догадаться несложно. Это разумный шаг. Да и государь будет огорчен, если вы передумаете.
– Я поеду.
– Но позвольте на правах старого друга вашего отца дать один совет?
– Почту за честь, граф, – вежливо кивнул я.
– Возьмите с собой Матвея. Да, да, не возражайте! Николай Бенедиктович так доверял ему, да и мне будет за вас спокойнее.
– Что может со мной случиться на званом ужине у посла Британии? – поморщился я, так как таскать с собой этого бородатого невежу мне совершенно не улыбалось. – Думаете, меня там отравят овсянкой?
– Скорее всего, нет, – согласился мудрый генерал. – Но потом вам придется по ночи возвращаться домой. Мне будет гораздо легче на сердце, если я буду знать, что вы под охраной денщика. Увы, наш Санкт-Петербург не всегда безопасен…
Я неопределенно пожал плечами. Добрейший граф Воронцов воспринял это как знак безоговорочного согласия. Теперь уже мне было неудобно его разочаровывать. Ладно, постараюсь как-нибудь перетерпеть этого наглого Матвея еще один день.
Но завтра утром непременно велю ему возвращаться в поместье! А там пусть делает все, что угодно, лишь бы под ногами не путался со своей навязчивой опекой…
– Ну вот и прибыли.
– Прошу прощения, Павел Павлович, кажется, я немного задумался, – мне в голову вдруг стукнулось, что наш возничий остановил экипаж у бокового входа в Невский Пассаж. – Разве мы не едем домой?
– Разумеется, нет, – улыбнулся боевой друг моего отца. – Вы ведь сами сказали, что вечером идете на ужин в английское посольство. Неужели вы думали, что пойдете вот в этом ношеном драповом пальто?!
– Почему нет? Вы ведь не возражали, когда в нем я отправился на высочайшую аудиенцию к государю.
– Не возражал, потому что царь Александр – человек большого ума и широких демократических взглядов. Он умеет судить о человеке не по его одежде, – с легким оттенком раздражения кивнул граф Воронцов. – А вот вы, британцы…
– Я русский!
– Одетый так, словно только что сошел с кафедры английского университета!
– Право, не понимаю вас…
– И понимать тут нечего, выходите из экипажа, мы должны сию же минуту приодеть вас, дабы вечером вы могли достойно представлять не только свою фамилию, но и всю Россию!
Он едва ли не волоком вытащил меня на брусчатку и, невзирая на все протесты, поволок, как волк овцу, в ближайший мужской магазин готового платья. Я пытался объяснить, что не захватил достаточно денег, что я не намерен брать у него в долг, что не позволю платить за себя и не хочу быть никому обязанным…
– К тому же, насколько мне известно, у посла премиленькая дочь, Аннушка! – словно выбрасывая последний козырь, объявил мой упрямый благодетель. – Эх, мне бы ваши годы…