— А не радует? Ты ничего не спутала? — Костя удивленно заглянул мне в лицо.
— Как может радовать то, что события начинают развертываться по неожиданному варианту?
— Зачем они тебе? — спросил он таким тоном, каким задаются только самые сокровенные вопросы — стыдливо и вкрадчиво одновременно.
Сэнсэй ты мой дорогой, соображал всю дорогу, ломал голову и тихо кипел от бессилия. Поэтому и «жигулист» стал у тебя долбанутым. Ничего, сэнсэй, я все-таки надеюсь, что очень скоро твое мужское достоинство и самолюбие рукопашного учителя получат повод для торжества.
— Очень хочется овиноватить в их глазах их работодателя — Салазарова. Как — пока не знаю. Для начала надо войти с ними в контакт.
— И уцелеть! — заканчивает Костя, но я продолжаю:
— Это как минимум!
По грязному, утоптанному снегу откуда-то из-за темных стволов каштанов появился вчерашний алкаш. С трудом ступая на подгибающихся ногах, он подошел к скамейке, на которой вчера пил вино, взялся руками за спинку и, утвердившись, повел вокруг мутными глазами. Он заметил нас не сразу, но, когда это произошло, приветственно взмахнул рукой и развесил в улыбке лиловые подошвы губ. Мы молча наблюдали за ним, но он ожидал большего, не дождался и, скривившись, медленно и выразительно погрозил пальцем.
— Знаешь что? — Константин с большим вниманием наблюдал за пьянчугой. — Я сейчас его попру!
— Не надо! — запротестовала я. — У него сейчас по режиму прогулка в этом сквере.
Константин даже рассмеялся:
— Ты и это знаешь?
— Я тоже ведьма, а «ведьма» в незапамятные времена означало «ведающая мать».
Алкаш, не дождавшись от нас ничего путного, отвернулся и, обреченно махнув рукой, отчего едва не свалился на бок, потопал на разъезжающихся ногах прочь, старательно удерживая равновесие.
— Знаешь, — повернулся ко мне Константин, — пойду-ка схожу туда, — и кивком указал через дорогу, на центр, — взгляну, как там и что.
Я поцеловала его, благословляя.
Оставшись одна, я первым делом извлекла из кармана замшевый мешочек и вытряхнула из него кости. Долго держала их в кулаке, не решаясь взглянуть. Есть поверье, что, вопрошая судьбу, можно сглазить будущее.
«3+16+30». Вот как! Эта комбинация запомнилась мне по расшифровывающей ее формулировке, одной из самых туманных, на мой искушенный взгляд.
«Хлопоты, доставленные вам и доставляемые вами, будут пустыми без откровения оракула, которое надо заслужить, употребив искусство дипломатии для достижения силы слова — ключа к его вещим устам».
Вот так! Спасибо, любезные, за помощь и совет! Буду держать это в памяти и пробовать сравнивать с происходящим. Возможно, в какой-то момент события расшифруют смысл формулировки, и станут ясны скрытые здесь рекомендации.
Высокая двустворчатая дверь в офисе бабы Риты время от времени открывалась, пропуская страждущих, в основном женского пола и солидного вида. Зимние долгополые меха и темная, блестящая хорошей выделкой кожа — престижная одежда, несгибаемая осанка, отстраненность во взорах. Многих высаживали и подхватывали подлетающие машины, иные шли пешком, неторопливо передвигая свои телеса.
Хорошая штука — достоинство, жаль, многие подменяют его напыщенностью.
А оживленно в центре-то, процесс целительства идет полным ходом. Я посмотрела на часы — самое деловое время! Во времена, близкие к Христовым, каждое исцеление наложением ли рук, молитвой ли считалось чудом. Исцеленные считались счастливцами. На целителей смотрели с благоговением. Сейчас все проще и естественней: дверь, коридор, касса, кабинет. Заплати и получи свою порцию! А потом иди важно, запахивая на себе кожаный плащ — дело, одно из запланированных на сегодня, сделано! А целить граждан обучают на курсах. За деньги, естественно.
К центру одна за другой подъехали две машины — «Жигули» и «Нива» четырехдверная, остановились поодаль.
Что это Костя задерживается так?
Из «Нивы» выскочил верткий, невысокий, без шапки, побежал к двустворчатой двери. Еще трое вышли из «Жигулей», закурили. Ребята как ребята, в куртках, крепкие. В двух машинах их восемь человек.
Тот, что без шапки, в спешке, рывком распахнул дверь. Из нее поплыл мужчина, на ходу заталкивая шарф под воротник плаща, а за ним наконец-то показался Константин. Глянул хмуро на держащегося за дверную ручку и пошел себе, засовывая руки в карманы и поеживаясь от ветерка.
Отморозки?
Из «Жигулей» выполз еще один. Расправил телефонную трубку, заговорил в нее, отвернувшись от остальных.
Я двинулась навстречу Косте, подождала его у края дороги.
— Никого нет, если это не они, — негромко проговорил, подойдя вплотную. — Вот эти, — и весь подобрался, посмотрел на меня с опаской. Неужели вид у меня такой?
— Здесь они с нами ничего страшного делать не будут, если мы их не спровоцируем, — говорю и чувствую, что щеки начинают гореть румянцем. — Надо, чтобы они нас увезли. Надо уехать с ними. Запомни это, Костя! — Беру его под руку. — Пошли! — И, перебегая через дорогу: — Не спеши махать ногами!
В дверях я пропустила его, погнала перед собой по коридору, мимо икон, к столу регистрации. Подручница восседала на своем месте, мило и вопросительно улыбнулась Косте. Вот он где пропадал столько времени! А при виде меня нахмурилась, но кивнула, хотя и без улыбки.
— Извиняюсь! — пролепетала я, не обращая внимания на больную, уже сидевшую возле стола. — Аннулируйте, пожалуйста, мой сегодняшний сеанс. Побывать на нем мне, к сожалению, не удастся.
Наверное, получилось у меня слишком громко. Необычно громко для этого места. У выхода, обернувшись, обнаружила, что привлекла внимание всех, находящихся в коридоре. И подручница смотрела на меня круглыми глазами, прижимая к уху телефонную трубку. Это было хорошо!
На улице, беспокоясь за Костину выдержку, я взяла его под руку.
— Байдук, вот они!
От «Жигулей» указали на нас телефонной антенной.
— Извините, пожалуйста, одну минуточку!
Тот, что без шапки, который бегал к подручнице узнавать обстановку, верткий Байдук поспешил к нам с приветливым выражением довольно симпатичного лица, замялся, не зная, с чего начать.
— Я слушаю вас!
Константин буравил его взглядом и ждал ответа.
— Дело в том, что вы должны поехать с нами, — пожал плечами Байдук, будто сам удивляясь своему предложению.
Глаза у него чистые до наивности. Сколько ему лет? Двадцать пять? Тридцать?
— Вот как? — ответил Костя довольно миролюбиво, поглядывая на остальных, сгрудившихся было возле машин, а теперь потихоньку, вразброд, двинувшихся к нам.
— Вы от Салазарова? — спросила я напрямик.
Байдук прикрыл глаза и несколько раз кивнул: