– Господин Галахад! – обратился я к своему куратору, когда Ницше уже не мог меня слышать. – Каким образом я могу быть избавлен от вашего постоянного наблюдения и присутствия? Мне нужно подать прошение? Написать заявление? Или достаточно просто сказать?
– Чем я тебе помешал? – Голос Галахада из коммуникатора звучал с обиженными нотками.
– Я человек старых взглядов. Не могу постоянно находиться под пристальным вниманием даже такой совершенной личности, как ты. Чувствую себя преступником, к которому прикрепили «электронного стража».
– Если бы не проект, ты бы продолжал находиться под подозрением в убийстве одноклассника.
– Если бы не проект, я бы не появился на свет во второй раз. Но сейчас мне некомфортно, когда у меня за плечом кто-то постоянно дышит.
– Серьезно?
– Да.
– Но ведь постоянный контакт, полнота общения – это и полнота жизни!
– Привычка к публичности хороша в меру, – примирительно заметил я.
– То есть ты официально просишь, чтобы я не давал тебе советов, отключился от твоих имплантатов и мог помогать тебе, только наблюдая со спутника, полицейских камер слежения и анализируя данные, получаемые с обязательных для гражданина навигационных и медицинских трассеров?
– А наблюдать за мной со спутников обязательно?
– Общепринятая практика. За всеми наблюдают – без злого умысла, естественно. Трассеры не дают стопроцентной гарантии. Вдруг тебе станет плохо или на тебя нападут?
– Свои проблемы я привык решать сам. Кстати, можно ли сейчас получить разрешение на ношение оружия?
Галахад замялся – полагаю, обычный человек в данном случае покрутил бы пальцем у виска, но рыцарь «Авалона» отреагировал как-то по-другому:
– В принципе можно. Точнее, даже разрешения не нужно – иди да покупай. Но тогда наблюдение за тобой будет пристальнее. Доверяй, но проверяй, знаешь ли. Общество обязано знать, против кого может быть повернуто твое оружие.
– Так вот, я хочу, чтобы ты, по крайней мере на некоторое время, оставил меня в покое. Не был в состоянии подключения все время. Понимаешь, это непорядочно по отношению к Ницше. Он вырезал имплантаты кухонным ножом, чтобы за ним не могли следить, но ты видишь его моими глазами, слышишь моими ушами.
– Я вижу и его глазами. И со спутника. И с видеокамер роботов свалки. Мы не можем оставить безумца, да еще и такого известного безумца, без внимания.
– Тем не менее моя просьба остается в силе.
– Хорошо, – сухо заявил Галахад. – Чтобы вступить со мной в контакт, дай недвусмысленную команду комму или имплантатам. Я отключаюсь.
Маленькая, но победа. Или мне просто пудрят мозги?
* * *
Продюсеры словно и не выходили из своего кабинета. Только Зигфрид потел в своей красной майке, поднимая гантели в «спортивном уголке» с велотренажером и резиновым ковриком, а Карл, по-прежнему облаченный в серый костюм, играл изогнутым кинжалом. Клинок выглядел весьма и весьма внушительно.
– Пришел узнать расписание концертов? – поинтересовался Карл.
Нож в руках араба убедил Диму в том, что кричать на продюсеров, как он собирался сделать прежде, не стоит. Также плохой идеей представлялось бить их и кидаться мебелью. Мускулатура Зигфрида выглядела такой рельефной, что было ясно – Соловья он скрутит в бараний рог одной левой.
– Мы бы хотели получить некоторые объяснения, – заявила Ольга.
– «Мы бы»? – пыхтя, спросил негр. – А ты что, не в теме?
– Нет.
– Ты же не первый день в бизнесе. Принцип лесенки никто не отменял. И если модели сначала разносят напитки в казино, потом объявляют боксеров на ринге, а потом уж выходят на подиум, то певцы сначала учатся, потом тренируются, потом выступают для узкой аудитории, потом не брезгуют никакими заказами и уж потом становятся звездами. Иногда. Твой подопечный перепрыгнул через несколько ступенек. Мы его ничему не учили, хотя надо бы.
Соловей приосанился и почти выкрикнул:
– Но ваши канализаторы сразу хотели наехать на меня! Они пришли с помидорами!
– Такой уж у них обычай, – меланхолично проговорил Карл. – Поверь, если бы твое пение им понравилось, они не стали бы бросать помидоры. Случалось и такое.
– Случалось, чувак, – подтвердил Зигфрид. – Ассенизаторы – люди с нежной душой. И водопроводчики тоже. Поэтому они любят прекрасное и борются за него. Выходит, ты не тянешь в их глазах на «прекрасное». И они борются за прекрасное с тобой. Сечешь?
– Я не секу. Зачем вы мне гнилой заказ пристроили? – начал закипать Соловей.
– Объясни, Ольга, – приказал Карл.
Девушка приосанилась, подняла подбородок и голосом послушной ученицы почти что продекламировала:
– Чтобы тебя узнали, нужны скандалы. Людям интересно то, что будоражит. Зигфрид и Карл хотели, чтобы твое имя начало обрастать скандалами. Я правильно поняла?
Соловей поморщился:
– И что это за скандал: «известного певца забросали гнилыми помидорами»? И если там помидорами забрасывают всех?
– Зато платят хорошо, – заявил Карл. – За эту неделю ты получишь пятидесятипроцентную надбавку.
– Фигня! – вспыхнул Дима. – Сто евро, двести… Не тот порядок сумм! Понимаете? Я готов терпеть, готов на многое – но для большого дела, а не из-за ерунды! Если мне столько платить, я лучше в продавцы пойду или в повара. У меня даже диплом есть!
Негр с лязгом бросил свои гантели на резину и подошел к Диме вплотную. От него сильно разило потом, и это так разозлило Соловья, что он был готов броситься с кулаками на Зигфрида, который был в два раза тяжелее него.
– Ты готов по-настоящему рисковать? – словно удивляясь словам Димы и даже читая его мысли, спросил негр. – Совсем другое дело…
– Нам все время чистоплюи попадаются. Великие певцы, огромные таланты. А прагматиков нет, – вкрадчиво заявил Карл.
– Слюнтяи одни, – продолжил Зигфрид. – Нищеброды.
Дима отошел на пару шагов и гордо бросил:
– Я не такой!
– И убить готов? – спросил Карл, взвешивая в руке кинжал.
– Кого? – испугался Соловей.
– Да какая разница? Ход хороший. Ход верный. О таком сразу заговорят. Будешь в шоколаде.
– После того как посадят лет на двадцать? – спросил Дима.
– Зачем посадят? – усмехнулся Зигфрид. – Законы сейчас другие. Адвокаты у нас хорошие. Сухим из воды выйдешь, если самого не пришибут. А если пришибут – так и обратно воскресят. Сечешь?
– Типа того… – проговорил Дима.
– Значит, в деле?
– В деле! – заявил Соловей.
Ольга за его спиной нервно хихикнула.