– Это от Карузо не останется камня на камне, когда я начну бомбардировку. – Старческие губы растянулись в неприятной усмешке. – Я ещё в Лекровотске предположил, что ты откажешься от переговоров, и снарядил корабли двойным запасом алхимических боеприпасов для атаки крепостей. Карузо не устоит.
– Обсудим твоё предсказание, когда всё закончится.
Рубен продолжал держать на лице усмешку, однако знающие его люди без труда поняли бы, что старик разгневан и разочарован: он надеялся на другой результат.
– Значит, всё-таки оружие… – протянул он, всем видом показывая, что готов продолжить поиск компромисса.
– Советую уходить сейчас, Рубен, не дожидаясь эскадры… – Мритский продемонстрировал, что тоже умеет выдавать отвратительные усмешки. – Мои доминаторы быстрее твоих.
– Даю тебе время до шести вечера, Веня, – ответил старик. – Не примешь мои условия, я за два часа сровняю форт с землёй, высажу десант, добью выживших и улечу задолго до того, как явятся твои быстрые доминаторы.
– Значит, так и будет, – кивнул Мритский. – До встречи, Рубен.
– Если «Повелитель неба» приблизится к форту, мы начнём атаку, – очень жёстко произнёс Лекрийский. – Если твой рундер начнет подниматься, мы начнём атаку. Если твои бронетяги покинут Карузо, мы начнём атаку.
– А твои крейсеры должны остаться там, где стоят сейчас, – в тон ему ответил Вениамин.
– Иначе что? – поднял брови старик.
– Иначе я даже думать не стану о твоём предложении.
Намёк получился более чем прозрачным: Рубен понял, что ближайшие часы Мритский будет тщательно взвешивать его предложение, и усмехнулся:
– Я рад, что мы поняли друг друга, Веня. Выходи на связь в половине шестого, потому что без четверти крейсеры приступят к маневрам.
– Песок не загребаем! Идём не быстро, но не тормозим!
Подгонять бойцов абордажной команды не требовалось: солдаты с флагмана сошли опытные, не в одной передряге побывавшие, прекрасно знающие цену и себе, и Саймону, который негромко и беззлобно материл их, бегущих меж скал Камнегрядки.
– Стараемся не пылить! Не пылить, кульки ипатые! Не пылить!
Ругался, поскольку знал, что ему, Саймону, бойцы прощали и ругань, и дурацкие подбадривания, и верили почти как Рубену, и были весьма довольны тем, что на опаснейшее дело отряд повёл именно он – Собака Лекрийского.
– Спать будете в казарме, манявки нецелованные! А здесь война!
Взвод полка личной охраны Рубена состоял отнюдь не из «паркетных героев», ибо свою драгоценную жизнь губернатор доверял только настоящим волкам, которые с равным успехом могли и защитить вожака, и порвать тех, на кого он укажет. Порвать сильно, смертно, не задумываясь. Волков своих Лекрийский держал на привилегированном положении, ставил выше обычных частей, и гвардейцы платили благодетелю собачьей преданностью. И только они могли без колебаний отправиться в самоубийственный марш-бросок к форту, чтобы попытаться захватить инженера Холя – убивать талантливого учёного Рубен не хотел и для его спасения готов был пожертвовать своими лучшими людьми. Включая Фила. А Фил, соответственно, готов был сделать всё, чтобы вернуться с победой.
– Песок не загребаем, спорочьи отрыжки! Не топчемся!
И Саймон, и гвардейцы прекрасно понимали, что будут обязательно замечены дозорными мритов, но всё равно старались соблюдать маскировку, в полном соответствии с правилами войны.
* * *
– Восемь раненых, половина – тяжёлые, – доложил Лапель Горовучик, занимающий на «Доброте» должность помощника главного медикуса. – Капитан «Розы Халисии» подтвердил, что возьмёт их на борт, если…
– Никаких «если», у себя мы их не оставим, – отрезала Сада. Присутствие на борту лекрийских вояк Нульчик категорически не устраивало: оказать первую помощь – пожалуйста, но выхаживать – увольте. Выкарабкаются – молодцы, нет – значит, нет, менсалийские жизни дёшевы. – Ты сказал, что мы покидаем планету?
Это объяснит отказ и поможет сохранить лицо.
– Сказал.
Нульчик кивнула, подтверждая своё согласие жестом, сложила на груди руки и мрачно оглядела место трагедии, по которому до сих пор бродили ищущие выживших санитары.
«Горький» стал разваливаться на куски ещё в воздухе, после самого мощного взрыва, и потому удар о землю стал финалом довольно долгого, по меркам воздушных катастроф, процесса. Крупные обломки валялись на протяжении лиги, однако основное внимание галаниты уделили застрявшей среди скал «сигаре», логично предположив, что людей следует искать именно здесь. «Доброта» приземлилась неподалёку от останков, медикусы торопливо отправились исполнять свой долг и уже на месте выяснили, что крейсер пострадал гораздо сильнее, чем казалось со стороны. Гондола была расстреляна, потом, во время удара, смята и ожидаемо превратилась в кошмарное месиво мяса и металла, в котором не нашлось выживших. Гондолу галаниты списали со счетов заранее, но, начав спасательную операцию, поняли, что внутри «сигары» не только гремели взрывы, но и бушевал страшный пожар, выжравший почти все помещения импакто. Пожар закончил то, что началось взрывом снарядного погреба, пожар заставлял обезумевших цепарей выпрыгивать без парашютов, хотя парашюты не помогали – высота «Доброты» не позволяла им раскрываться… пожар добил «Горький», и потому на равнодушную Камнегрядку падал не погибающий корабль, а мёртвый.
– Всего восемь? Мне показалось, что санитары отыскали больше выживших.
Сада первой встала к операционному столу, долго возилась с несчастным, обгоревшим и переломанным парнем и потому не следила за основным этапом спасательной операции.
– Десять человек умерли на наших руках.
– Чтоб тебя…
– И ещё двое умрут в течение ближайших часов, – подвёл мрачный итог Горовучик. – Их не спасти.
«А на борту было не меньше сотни цепарей. И никто из них не сомневался в победе».
– Крейсер против бронетяга, – тихо продолжил Лапель, словно прочитав мысли Нульчик. – Ребята даже ставки не делали, думали, что всё ясно. – Выдержал паузу и задал главный вопрос: – В бронетяге едет Гатов?
Горовучик являлся помощником Сады во всех ипостасях: и как заместитель главы госпиталя, и как заместитель резидента Департамента. Он знал о задании, и солгать ему Нульчик не могла.
– Собственной персоной.
– У «Доброты» нет такого вооружения, такой защиты и такой живучести, как была у импакто, – продолжил Лапель. – Нас они собьют и не вспотеют.
«Начинается…»
Нульчик искренне обрадовалась победе Павла, успокоилась, почти развеселилась, но при первом же взгляде на ошарашенного Фарипитетчика поняла, что команда не разделит её восторг. Гатов наглядно продемонстрировал умение жёстко разбираться с «приставалами», и Сада пока не представляла слова, с помощью которых можно уговорить людей стать следующими жертвами беглого академика.