– Их там много, с полсотни будет, – поглаживая бороду, рассказал он. – С копьями, дубинами, иные с медальонами золотыми на груди. Баб нет, знамо стан ратный. Два струга больших, дракон летучий, кувшины большие с едой. Видел, как дикари из них хлебают. Еще два десятка менквов с ними, но странные. Сгрудились на краю поляны и сидят полусонные.
– Вестимо, колдовством они оглушенные, да-а, – предположил остяк. – Сир-тя их для работы захватили, а пока не нужны, так и усыпляют. Да-а…
– Может статься и так, – согласился десятник. – Еще я там несколько зверюг больших углядел, кусты в сторонке жрут. И кучу мяса, каковой тварь летучую кормили. Чего не увидел, так это караульных. Может, не опасаются колдуны ничего средь земель своих. А может, в схронах затаились, дабы ворог не подкрался и не убил незаметно.
– Мыслю, у них тут что-то заместо острога, – встрепенулся Ухтымка. – Они тут отдыхают, едят, скотину свою кормят, отсюда в вылазки отправляются.
– Ты о траве мыслить должен, баламут! – осадил его десятник. – Вот же чума бестолковая на мою голову! – Силантий опять пригладил бороду. – Тайком мимо такого лагеря нам не проплыть, больно уж глаз много. Обойти тоже не получится. Долбленку через лес вчетвером не пронесем, больно уж тяжелая. Поднять, может, и подымем, но намучаемся. Нашумим…
– Так, может, вернемся, да-а? – предложил остяк. – Деревню близкую мы нашли, лагерь сир-тя нашли, брод нашли, других воинов чужих не встретили, да-а. Есть о чем воеводе Егорову рассказать.
– Приказано было неделю в один конец, неделю обратно, – ответил десятник. – Мы же в пути второй день всего. Возвертаться рано.
– По мастерству своему дикари супротив нас один к десяти считать можно, – почесал в затылке Матвей. – Нас бывалых трое. Кабы их десятка три набиралось, можно бы и рискнуть, на пиках прорваться. Но супротив полусотни не устоим.
– А еще менквы, да-а…
Тут внезапно послышались резкие громкие хлопки, гортанные выкрики, по воде побежали волны.
Силантий, удивленно приподняв брови, спешно выполз на мысок, тут же вернулся обратно:
– Дракон улетел, и самый старый из колдунов тоже. Еще двое в лодку забираются, и два десятка воинов с ними. Сюда, знамо, не поплывут, переката им не одолеть. Мелкий. А вниз по течению укатятся быстро и далеко. Стало быть… – Он посмотрел на Серьгу.
– Три десятка и остается… – легко подсчитал тот. – Коли врасплох нагрянуть, то половину побьем еще до того, как спохватятся.
– Поперва бы узнать, есть ли у них дозоры тайные возле лагеря али нет? – с сомнением покачал головой осторожный Силантий.
Маюни вздохнул, расстегнул пояс, стал стаскивать малицу.
– Ты чего, остяк? – не понял десятник.
– Вы видом белые, а я как сир-тя, да-а, – деловито ответил паренек. – Поплыву мимо лагеря на челне. Коли есть сторожа, окликнут обязательно. А нет – токмо в лагере заметят, да-а.
– И как тогда выкручиваться станешь?
– Улыбнусь, помашу рукой радостно, да-а. Удачи пожелаю. Дальше поплыву. Приставать не стану, да-а. Ниже место найду. Вернусь, в битве помогать буду. Я умею, да-а. Я на море дрался, пять людоедов свалил.
– Иначе сделаем! – неожиданно решил Силантий. – Проплывешь мимо дикарей, пристанешь за излучиной к берегу и жди нас. А мы ворога просто лесом обойдем и тебя там отыщем. Мы ведь не воевать посланы, а тайны здешние проведать. Коли без сечи обойтись можно, то сие токмо на пользу. Давай, остяк, плыви. С богом!
Маюни, избавившись от способной его выдать мансийской малицы и вовсе уж не местной сабли, спрятал все это на дно челнока, оттолкнулся от корней, мерно заработал грубо отесанным веслом. Казаки же, выбравшись на берег, по суше миновали мыс и стали пробираться дальше через заросли недалеко от среза воды, поглядывая на реку сквозь переплетение ветвей.
По течению челнок, даже без спешки, все едино быстро их обогнал, вскоре поравнявшись с краем вытоптанной луговины, на которой расположился языческий ратный стан.
– Не окликают, – облизнул пересохшие губы Силантий. – Вестимо, колдуны на покой в землях своих полагаются, беды не хоронятся. Ох, татары их быстро бы уму-разуму научили…
Воины медленно, осторожно крались дальше, а от реки тем временем послышались крики. Воины сир-тя заметили странную, опушенную ветвями и замаскированную корой лодку с одиноким обнаженным гребцом и махали ему, требуя пристать к берегу. Маюни улыбался, кивал, дружелюбно махал рукой, но – не слушался. Дикари стали собираться к воде, многие угрожали копьями, хотя лезть в реку не спешили.
– Ух ты! Кажись, попался наш остяк, не пропустят…
– Вижу! – огрызнулся Силантий, ускоряя шаг. Теперь он уже не таился, однако увлекшиеся гребцом язычники на шум в лесу внимания не обратили.
К берегу вышел седовласый дикарь с медальоном, вскинул руки. Тут же из кустарника напротив соскользнула в воду змея толщиной с человека и саженей пяти длиной. Еще одна подняла голову из воды ниже по течению, поплыла к лодке. Остяк испуганно заголосил, навалился на весло, круто поворачивая, погреб к берегу. Собравшиеся там дикари расхохотались, многие стали помахивать ладонями – дразнили.
Казаки тем временем выбрались на край лагеря, тихо ругнулись, узрев изрядную стаю менквов, с полсотни воинов сир-тя и трех колдунов, один из которых подманивал к себе остяка, другой сидел в глубине стоянки, почти у чумов, поджав под себя ноги, раскинув руки и замерев, а третий, сложив руки на груди, стоял чуть в отдалении за спинами веселящихся дикарей.
– Как же так? – изумленно охнул десятник. – Своими глазами видел, как половина копейщиков к стругу шла!
– Может статься, они не отплывать собирались, а лишь лодку спускать помогали? – пожал плечами Серьга. – Какая теперь разница? Мальчишку нашего выручать надобно!
– Ух ты! Втроем супротив полусотни?
– Смерти славной забоялся, казак? – с презрением оглянулся на него Матвей.
– Я испугался?! – задохнулся от возмущения Ухтымка. – Да я!..
– Чародея первым валить надобно, – указал на ближнего язычника с медальоном Серьга. – Без магов язычникам половина силы долой.
– Токмо тихо! – упредил десятник.
Казаки выбрались из тенистой чащи, молча побежали вперед, стремительно сокращая расстояние до врага. Услышали тревожный вскрик – и с удаления в полтора десятка шагов дружно метнули копья. Предупрежденный колдун обернулся, но только для того, чтобы принять три тяжелые пики себе в грудь, а не в спину.
Матвей ощутил что-то, похожее на удар подушкой, ноги его переплелись – и он кувыркнулся на песок, по инерции перевалился с боку на бок. Голова гудела, амулет на груди кололся, словно иголками, руки и ноги слушались плохо. С трудом он поднялся на колено и замер, увидев скрюченные, мелко вздрагивающие тела своих товарищей.
«Колдовство! – понял Серьга. – Чародей конечности давит…»