– А твоя мама?
– Мама на два дня уехала в Питер, к сестре.
Она целовала его, пытаясь стащить с него куртку вместе со свитером.
– Я не успел побриться…
– Плевать! Я люблю тебя любого…
Когда они пришли в себя, Рита вдруг приподнялась на локте, погладила его уже заросшую щетиной щеку и прошептала:
– Знаешь, никогда бы не подумала, что лучшим мужчиной в моей жизни окажется небритый профессор… Смешно… Но мне никогда ни с кем не было так хорошо.
– А… Их было много?
– Ты же не мог не понимать, что я не девственница, а остальное не имеет значения. Скажи, а в ранней юности у тебя была взрослая женщина?
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты явно прошел хорошую школу. Можно сказать, что ты профессор не только своих наук… Фу, это, кажется, прозвучало достаточно пошло, да?
– Пожалуй! Но зато лестно, – засмеялся он. – Хотя в устах любой другой женщины звучало бы непереносимо.
– Захар, я сейчас скажу, вернее, задам один вопрос, тоже, наверное, непереносимый в любых устах и тем более в такой ситуации. И если ты ответишь «нет», в наших отношениях ровным счетом ничего не изменится…
– О, какая длинная преамбула. Судя по всему, этот вопрос тебя несколько смущает…
– Захар, я…
– Помолчи! Что может смущать такую женщину, как ты? Только одно. И я, даже не слыша вопроса, сразу отвечу твердое «да»!
Рита вдруг пошла красными пятнами.
– Погоди, а вдруг ты имеешь в виду что-то другое?
– Не думаю, – засмеялся Захар. – Признавайся, ты хотела спросить, а не пожениться ли нам? Так?
– Господи, Захар, но как ты догадался? И ты сказал «да»? Мне не померещилось?
– Нет, не померещилось.
И они вновь накинулись друг на друга. Только уже под утро, засыпая, Рита пробормотала:
– Вот что значит встретиться впервые на Святой земле!
Захара разбудил запах кофе. Он вскочил, натянул трусы и босиком пошлепал на кухню. Рита, уже одетая, причесанная, что-то жарила на плите. Стол был изящно сервирован.
– О, привет, соня!
– Привет, невеста!
– Да ладно, я пошутила.
– Врешь!
– Вру! – рассмеялась она. – Просто беспардонно вру!
– Ты невероятно красива… Я с ума по тебе схожу, да нет, уже сошел, окончательно и бесповоротно! Только знаешь, давай не будем устраивать эту канитель со свадьбой, а?
– Конечно! Да я и сама все это терпеть не могу. Устроим только семейный обед – мы с тобой, твой дед и моя мама. А потом уедем куда-нибудь не очень далеко и не очень надолго. И вот еще что – я разрешу тебе ходить небритым, тебе это идет…
– Да нет уж, моя дорогая, уж лучше я буду бриться, а то в один прекрасный день ты мне скажешь: меня тошнит от твоей небритой рожи.
– Не исключено!
– Можно я приму душ?
– Разумеется, можно. Я приготовила в ванной зеленые полотенца, они твои!
… Боже мой, думал он, стоя под душем, кажется, это счастье, и дело совсем не в том, как мне хорошо с ней в постели, нет, главное, мы так легко общаемся, так понимаем друг друга с полуслова, полувзгляда… Так, я помню, общались дед с бабушкой. Только в таком случае имеет смысл быть вместе…
Кажется, я счастлива, я нашла мужчину своей мечты, и дело вовсе не в том, что он изумительный любовник, а в том, как он меня понимает, а я его… И общаемся мы с ним, совсем как когда-то мама и его отец, дядя Леша… Но мама только мечтала носить фамилию Тверитинова, а я, похоже, скоро буду ее носить…
Захар вернулся на кухню со словами:
– У меня есть только одно условие – ты возьмешь мою фамилию! Эй, ты что, ревешь? Ты умеешь плакать? С чего бы это?
– Просто от счастья…
– А, тогда реви!
Утолив первый голод, Захар спросил уже вполне серьезно:
– Скажи, что тебе вчера удалось сделать?
– Кое-что удалось. Я пока не хочу говорить из суеверия. Завтра я переговорю с Гурьевым, мне необходимо выяснить, что связывает его с Валентином, и уже в зависимости от результатов этого разговора намечу план дальнейших действий. Да, кстати, когда вчера вы с Дмитрием Захаровичем слушали запись, если ты помнишь, Светлана испуганно ахает. Это Лиза показала ей царапину на груди. След от ножа…
– Да, я так и понял. А между прочим, когда ты ушла, дед сказал: «Если ты упустишь такую женщину, будешь последним мудаком»! Но я им не буду!
Рита погладила его по небритой щеке.
– Люблю тебя. И деда твоего тоже. И отца твоего любила. Я даже маму твою могла бы полюбить. Она в этом очень нуждается, Захар.
– Знаю. Но у меня пока не получается. А ты люби, ради бога! Она, кстати, мне вчера звонила, спрашивала о тебе, она убеждена, что из нас получится хорошая пара.
– А мы ее обязательно тоже позовем на наш свадебный обед.
– Как скажете, сударыня! – улыбнулся он.
– Что еще твоя мама сказала?
– Что через две недели к ней в гости приедет Татьяна Ашотовна. Подружки через сорок лет сольются в экстазе.
– Это же так чудесно, Захар. Но только пока…
– Можно я продолжу твою фразу?
– Попробуй!
– Пока ты не разделаешься с делом Гурьева, никаких свадеб! Я прав?
– На все сто!
– А сейчас надо поскорее обрадовать деда. Поедешь со мной?
– А ты сегодня свободен?
– Практически да. Мне нужно только наведаться в Первую Градскую, там лежит мой студент, поистине гениальный парень.
Его послезавтра отвозят в санаторий. Но это займет от силы час.
– Отлично! А я пока пообщаюсь с Дмитрием Захаровичем. Сейчас уберу со стола и поедем.
– Я, наверное, должен купить тебе цветы… Да?
– Цветы, кольцо и коленопреклонение? К чертям собачьим! Знаешь, что мы с тобой сделаем перво-наперво, чтобы отметить нашу помолвку или обручение? Не знаю точно, как это называется.
– Ну?
– Заедем в ГУМ.
– В ГУМ? – крайне удивился Захар.
– Ага! И нажремся там мороженого!
– Мороженого? Но почему в ГУМе?
– А в ГУМе продают сказочное мороженое в стаканчиках. Мама говорит, что это мороженое ее детства. Тогда такое мороженое продавали только в ГУМе, ЦУМе и в «Детском мире» на Лубянке. Но раньше оно было только трех сортов – сливочное, шоколадное и крем-брюле. А теперь каких только сортов нет. Как тебе такая идея?
– Зашибись!