Наступило Рождество, дворец украсили зелеными ветками, в жаровне горело рождественское полено, а в огромной кухне жарили мясо к праздничному столу. Ее возлюбленный муж отсутствовал уже целый год. Чего бы я только не отдала, чтобы увидеть его, думала Алиенора, услышать его голос, почувствовать его тело на своем. Но теперь они должны были вскоре воссоединиться, и долгие месяцы разлуки закончатся. После торжественной мессы в соборе в день Рождества Алиенора сидела на троне в зале Потерянных шагов с герцогской короной на голове и маленьким сыном на коленях и принимала поздравления своих вассалов, постоянно думая о радостном будущем.
Даст Бог, скоро у нее появится другая корона, хотя это и будет означать, что придется покинуть любимую Аквитанию. На сей раз ради далекого, разрушенного войной северного королевства с его плодородными зелеными полями, звоном церковных колоколов и холодными зимами, как рассказывала настоятельница Изабелла.
– Но я буду возвращаться при малейшей возможности! – горячо обещала Алиенора, стоя в своей приватной часовне перед раскрашенной статуей Девы Марии с Младенцем, молясь, как обычно, перед сном.
Новый договор был скреплен печатью в Вестминстере, и в Англии воцарился мир. Генрих поклялся в верности Стефану, а Стефан обещал отныне советоваться с Генрихом.
– Господь даровал нам счастливый исход и мирное будущее! – сообщил Алиеноре гонец, на которого увиденные церемонии произвели сильное впечатление.
– Это огромная радость для всех нас! – воскликнула Алиенора. – Какой счастливый день для Англии!
Теперь уже скоро, скоро я увижу его, говорила она себе, мысленно зовя мужа: приезжай. Зачем откладывать?
Генрих приподнялся, опершись на руки, и с отвращением посмотрел на женщину, лежащую под ним. У нее было круглое веселое лицо, светлые волнистые волосы, раскинувшиеся на соломенной подушке, и чувственное тело. Но теперь, получив свое, Генрих понял, что питает к ней отвращение.
Она вытянула губы в надежде, что он поцелует ее, как прежде.
– Женщина, ты ненасытна! – сказал Генрих без всякого тепла в голосе и, сев, потянулся за своим брэ.
– Тебе пора? – спросила она.
– Ведь тебе, наверное, нужно подготовиться к приезду мужа? – поддел ее Генрих.
– Он редко приезжает, – ответила женщина. – Роджер меня никогда не любил. Он закрывает глаза на мои любовные приключения. Это мой муж виноват в том, что люди называют меня шлюхой, но что мне делать, если он никогда не ложится со мной в постель.
Генрих, являвшийся главной причиной, почему сэр Роджер де Эйкни оставил жену ради другой, не мог найти слов. На что надеялась эта женщина? Он не любил ее, он ничего не мог предложить ей, кроме довольно щедрого содержания, которое выплачивал на сына, зачатого в приступе обоюдного вожделения во время одного из прежних приездов в Англию. Теперь Джеффри было четыре года. Он спал в соседней комнате особняка Эйкни, стоявшего на уступе скалы в Гарсингтоне, деревеньке, расположившейся в холмистой местности к югу от Оксфорда. Джоанна полагала, что не подобает Джеффри спать рядом с ней, когда в доме Генри.
Генрих любил своего смышленого маленького сына, который неизменно радовал его сообразительностью и не по годам развитой речью. Отец был готов на многое ради него в будущем, но давно уже устал от его матери. Но та неизменно присутствовала, когда Генрих посещал сына, перед тем как уехать из Англии, и всегда была свободна и готова. Так зачем же отказываться от предложения? Находясь в своем будущем королевстве, Генрих удовлетворял желания с разными женщинами, в основном с проститутками, не вспоминая при этом Алиенору и не испытывая чувства вины. Алиенора – его жена, Генрих ее любил, скучал без нее, но оставался мужчиной, и если его одолевали желания, он им не противился. Проливал свое семя, когда возникала потребность, благо возможности были неограниченные. Женщины, простолюдинки и благородные, сами ложились под него, молодого, похожего на льва завоевателя. И Генрих пользовался этим в полной мере. Ему и в голову не приходило, что Алиенора может увидеть здесь худшее из предательств. Он просто отправлял физическую потребность, как поесть или помочиться. К жене это не имело никакого отношения.
Генрих поднялся, застегнул пояс.
– Когда стану королем, пришлю за Джеффри, – сказал он надувшейся Джоанне. – Я признбю его своим сыном и воспитаю соответствующим образом. Джеффри получит образование и далеко пойдет в жизни. – Генриху и в голову не приходило, как отнесется к этому Алиенора.
Генрих был в Вестминстере, где его нашел гонец от брата Жоффруа.
– Ну?! – пролаял Генрих. Он все еще злился на брата за союз с Людовиком, но – самое главное – его ждала охота.
– Ваша милость, мой господин посылает вам это, – проговорил гонец, протягивая Генриху свернутый свиток. Тот сломал печать, развернул пергамент – и нахмурился.
– Это стихи, – озадаченно произнес он. – Почему он прислал их мне?
– Мой господин просит вас прочесть их, ваша милость герцог.
Генрих стал читать. Стихи были любовные.
Я Господа благодарю
За дар бесценный.
Пред тем как мне уйти,
Она сказала, не таясь:
«Мне ваши песни по душе».
Хотел бы я, чтоб весь
Христианский мир знал о моем восторге,
Ведь песни и стихи мои
Для радости ее.
Генрих оторвал глаза от свитка:
– Кто это написал?
– Бернарт де Вентадорн. – У гонца, молодого человека со свежим румяным лицом, был смущенный вид. – Мы могли бы поговорить наедине?
Генрих провел его в отгороженную часть комнаты.
– Ну, так что все это значит? – раздраженно спросил он.
– Мой господин Жоффруа сказал мне, что эти стихи посвящены мадам герцогине. Она принимает Бернарта де Вентадорна. Он всегда желанный гость у нее. О его преданности герцогине теперь широко известно, и многие говорят, что де Вентадорн влюблен в нее. Мой господин просил передать вам, что стихи в честь герцогини поют теперь даже в Анжу и Нормандии.
Генрих схватил гонца за ворот кожаного колета.
– Ты что хочешь этим сказать?! – прошипел он, и лицо его исказила гримаса ярости.
– Ничего, – выдохнул молодой человек. – Я лишь повторяю слова моего господина. Он из любви к вам считает, что вы должны знать, о чем начинают судачить люди. Мой господин сказал, что сам он, конечно, никогда бы не стал сомневаться в добродетельности мадам герцогини, но другие говорят, что этот Бернарт ее любовник.
– Да как они смеют?! – зарычал в бешенстве Генрих. – И как Жоффруа смеет делать такие выводы? Я за это повешу его! А то произведу над ним еще чего похуже!
Он кричал так громко, что несколько воинов, выпивавших поблизости, повернулись и, посмотрев на своего будущего короля, переглянулись. Но Генрих и не заметил проявленного любопытства. Он вспомнил, что Алиенора в прошлом не постеснялась улечься в постель с трубадуром. Что она обманывала Людовика.