Розамунда с удовольствием оглядела выбеленные каменные покои, купающиеся в лучах солнца. Покои занимали верхний этаж башни, а внизу винтовой лестницы деревянная дверь выходила в миленький сад, где на зеленой траве в тени грабов, лесного ореха и ясеней росли яркие фиалки, колумбины и розы. Девушка с удивлением смотрела вокруг, а когда увидела приготовленную для нее комнату, ее васильковые глаза расширились еще больше. Такая башня под стать самой королеве! Здесь и в самом деле прежде было жилище королевы, хотя Розамунда и не знала об этом. Кровать с шелковым балдахином была застлана выбеленными хлопковыми простынями и накрыта ярким, в клетку покрывалом. В нише у окна была скамейка с подушками. В комнате стоял сундук с изящными большими канделябрами на нем, великолепное дубовое кресло, на плиточном полу – две табуретки, в стену вбиты резные колышки, чтобы вешать платья.
Генрих с удовольствием смотрел из дверей, как его вожделенная Розамунда радостно вскрикнула, видя такой счастливый поворот судьбы.
– Ваше величество, неужели все королевские дамы живут в такой роскоши? – спросила Розамунда. Она всегда обращалась к нему почтительно.
Взгляд Генриха остановился на ней.
– Нет, – ответил он. – Это только для вас, потому что вы прекрасны.
– Но что скажут другие дамы? – с испуганным видом спросила девушка.
– Ничего, моя милая. Никаких других дам нет! – усмехнулся король, глядя на нее.
– Не понимаю… – недоуменно посмотрела Розамунда.
Генрих помедлил. Один неправильный шаг – и все потеряно. Может, лучше быть с ней честным? Или отложить ответ на загадку на какое-то время, чтобы ее чувство к нему усилилось и расцвело?
Король понимал, что долго ему не вытерпеть. Люди уже шептались и бросали на них косые взгляды. Пока они ехали сюда, свита полагала, что Генрих сопровождает Розамунду в Годстоу, по крайней мере, к такому выводу он пришел, слыша отрывочные фразы. Когда же он привез ее в Вудсток, то почувствовал всеобщее недоумение, а за ним – тайные, неодобрительные взгляды. Но ему было все равно. Он король. Пусть кто-нибудь посмеет осуждать его поступки.
Совесть говорила Генриху, что он еще может оставить эту затею и отправить девочку назад, к отцу, сохранив в неприкосновенности ее тело и репутацию. Еще не поздно проявить благородство. Но дьявол, тот бес, который толкал его под ребро, распоясался без удержу и не желал слушать голос разума. Генрих подошел к Розамунде и обнял ее.
– Я хочу, чтобы ты осталась здесь со мной, – охрипшим голосом проговорил он, чувствуя, как напряглось ее тело.
Его тело тоже напряглось, но не от тревоги – от похоти. Когда Генрих обнял Розамунду, ему показалось, что он попал в рай. Никогда еще – с тех пор, как познакомился с Алиенорой, – не желал он женщину с такой силой. Но мысли об Алиеноре Генрих постарался поскорее выкинуть из головы.
– Ваше величество, прошу вас… – прошептала Розамунда, дыхание ее стало отрывистым, коротким. – Это нехорошо!
– Разве любить кого-то нехорошо? – спросил Генрих. – Я полюбил тебя с первого мгновения. Твой отец дал мне разрешение привезти тебя сюда – и вот мы здесь.
«И да простит меня Господь за обман», – подумал Генрих. Дьявол в нем шевельнулся снова.
– Мой отец? Я думала, что буду служить королеве, ваше величество. – Глаза Розамунды расширились от недоумения.
– Ты и будешь служить, когда придет время. Но твой отец знает, что королевское расположение можно заслужить разными способами, – сказал Генрих. – Он вверил тебя моим заботам, и я предпринял меры, чтобы найти тебе мужа. – «К черту эту мысль!» – Но не сейчас. Сейчас я хочу одного: служить тебе и владеть тобой. Ты будешь моей, Розамунда? – К ужасу своему, Генрих увидел, что та плачет. – Не плачь, милая, – пробормотал он, гладя ее волосы. – Все будет хорошо, положись на мое слово. Я буду заботиться о тебе, защищать тебя – можешь не опасаться! – Король приподнял за подбородок голову девушки и заглянул в ее влажные голубые глаза. Господи, как же она прекрасна! – Неужели ты не можешь хоть немного полюбить меня? – спросил он. – Я думаю, можешь.
Розамунда смотрела на Генриха, словно впитывая его взглядом.
– Я не знаю… – прошептала она. – Я не могу. Это нехорошо. Не могу поверить, что мой отец отпустил меня для того, чтобы я стала вашей любовницей, ваше величество. Я не могу опозорить мой дом. Это грех, за который мы оба будем гореть в аду.
– Сказки для детей! – презрительно сказал Генрих. – Но даже если бы ад и существовал, я с удовольствием вечно горел бы в нем всего за одну ночь с тобой.
– Ад существует! – воодушевившись, заверила его Розамунда.
– Они сделали из тебя маленькую монашку, – поддел ее король, теснее прижимая к себе. – Послушай меня, Розамунда, единственный ад – это тот, который мы создаем для себя на земле. Все остальное – выдумки Церкви, которая пытается нас запугать, чтобы мы вели себя хорошо.
Девушка отпрянула, и он отпустил ее.
– Боюсь, что это богохульство, ваше величество, – прошептала Розамунда.
– Да, это один из множества моих пороков, – весело ответил король.
– Я не должна перечить вам, но мне кажется, вы ошибаетесь. – Вид у нее был как у испуганного зайца.
– В тебе говорит несостоявшаяся настоятельница монастыря! – разразился смехом Генрих. – Ну что ж, добродетельная дева, оставляю тебя в твоей целомудренной кровати. Мы поговорим завтра.
На самом деле от смеха желание Генриха ослабело, но он и сам прекрасно понимал, когда настает время уйти. Он взял девушку за руку и галантно поцеловал, потом заглянул в ее невероятные глаза.
– До встречи, прекрасная Розамунда, – сказал Генрих и вышел.
До того дня Розамунда не знала, что это такое – хотеть мужчину. Напротив, она с одиннадцати лет жила в монастыре и была невежественна во всем, что касается отношений между мужчиной и женщиной, она знала лишь, что все это довольно гадко, но ты все равно должна позволять мужу делать эти гадости, не жалуясь и не сопротивляясь. Потом она узнала многое – шепотком ей рассказали об этом другие девочки благородного происхождения, вверенные заботам монастыря Годстоу.
Розамунда выросла в уверенности, что в один прекрасный день ей подыщут подходящего мужа, и всегда представляла себе, что он будет приблизительно того же возраста, хотя с ее стороны это было глупостью, ведь многие ее сверстницы оказывались замужем за людьми гораздо старше их, а нередко и за стариками.
Но тут перед ней был король, который по возрасту годился ей в отцы, громкоголосый, грубый, живой и в некоторых отношениях пугающий человек, но что-то внутри ее странным образом мощно реагировало на него. Генрих не был похож на рыцарей из рассказов, коренастый и крепко сложенный, с копной рыжих волос – дерзкий, но привлекательный на тот чужеземный галльский манер, который подавлял одним своим физическим присутствием. Как и Алиенора четырнадцать лет назад, Розамунда, раз взглянув на него, тут же влюбилась.