— Вопросы здесь задаю я. Мне и решать, что важно, а что нет. Значит, не помните актера. А чей был фильм? Как назывался? По какому каналу шел?
— Ой… По первому, кажется. Во, вспомнила: Делон там играл! Армен Делон, точно.
Я чуть не прыснула со смеху. А Светка Фефелкина была явно довольна собою: выкрутилась! Что ж, подыграем ей немножко, усыпим бдительность.
— Правильно, Светлана Витальевна. Все так и есть. А то я уж было подумала, что вы что-то от меня скрываете!
— Что вы, что вы, как можно! — Всем своим видом Светлана Витальевна изображала полную лояльность и законопослушание.
— Хорошо, хорошо. Вот только еще один маленький вопросик — и я оставлю вас в покое. Скажите, пожалуйста: известная вам Ольга Николаевна Журавлева приходила к вашей соседке Прониной до или после фильма?
— А, Журавлиха-то? Ни до, ни после: аккурат во время кино. Минут пятнадцать посидела и отчалила, да. Восьмой час был: радио только что последние известия передало.
— Ах вот как? Любопытно! Значит, вы утверждаете, что, когда Журавлева вышла от Прониной, по радио закончилась программа новостей, так?
— Ну! Утверждаю то есть. Так все и было.
— Так вы же пять минут назад говорили, что с увлечением смотрели зарубежную комедию и ничего не видели и не слышали!
Мой тусклый следовательский голос неожиданно обрел поистине прокурорскую звучность.
— Как же вы вообще могли слышать, что к вашей соседке приходила Журавлева? И тем более — заметить, что она пробыла у подруги только пятнадцать минут? В конце концов, вы телевизор смотрели или радио слушали?!
Вид у Светки-торговки был такой, точно она отравилась собственными пирожками.
— Ну… это… Я выходила из комнаты. В туалет выходила, вот! — придумала она. — Случайно и услышала, как она приходила. Я вам правду говорю, женщина!
— Ну вот что, Фефелкина. — Я захлопнула блокнот и устало облокотилась о кухонный стол, позабыв об осторожности. — Хватит пудрить мне мозги! У меня полно дел, и я не собираюсь терять с вами время. Последний раз спрашиваю: будете говорить правду?
— Да я ж и так вам чистую правду, миленькая! Чтоб мне провалиться! Ну хочете — мужика моего спросите, он скажет… Алик, скажи хоть ты! — плаксиво прокричала она куда-то в недра своей берлоги.
В ответ раздалось какое-то глухое рычание, в котором при всем желании нельзя было уловить не только смысла, но и обычных признаков человечьего голоса. Поняв, что помощи ждать неоткуда и слезами меня тоже не разжалобить, Фефелкина пошла на крайнюю меру: осенила крестом свои пышные, но дряблые формы, которым розовый халатик был явно не по размеру.
— Вот вам крест — не вру! Телевизор я смотрела.
— Ладно, предположим, что так. Но Журавлеву вы все-таки слышали?
— Слышала, слышала, — закивала та.
— И видели? — уточнила я.
— Видела, чего там… В глазок посмотрела.
— Но тогда вы должны были видеть и мужчину, который приходил к Прониной потом, после Журавлевой! — грозно брякнула я наобум.
— Мужчину?.. Вы что-то путаете, товарищ… Сидорова! — безапелляционно изрекла Светлана Витальевна. — Никакой мужик к ней в тот вечер не приходил, а…
Она осеклась, но было поздно: я тоже могла бы поклясться под крестом, что болтливая баба собиралась продолжить свои откровения!
— Что же вы замолчали, Фефелкина? Значит, мужчина не приходил. А кто приходил? Женщина?
— Нет! Никто больше к ней не приходил. С чего вы взяли? А если и приходил, так мне про то не известно. Вы что думаете — мне дела другого нет, как в глазок пялиться, смотреть, кто к кому приходит?!
— Увы, гражданка Фефелкина: именно так я и думаю. — Я встала, собираясь удалиться. — И не я одна. Так вы уверены, что вам больше нечего сказать, Светлана Витальевна?
— Я вам все сказала, женщина. Отпустите вы, христа ради, мою душу на покаяние! Что же это творится, люди добрые?! Думаете, если женщина одинокая, беззащитная, так можно над ней издеваться, да?! Никого я не видела.
Она наконец завыла в голос, растянув намазанные кроваво-красные губы так, что стали видны минимум штук десять золотых коронок. Волосы упали ей на глаза, с ресниц потекла тушь… Картинка была не из приятных, так что я решила спасаться бегством.
— Бросьте вы этот театр, гражданка Фефелкина. Это вы-то — одинокая и беззащитная?!. Я ухожу, но скоро мы с вами опять увидимся. Советую вам хорошенько подумать, прежде чем пытаться завести следствие в тупик!
— А что мне думать? Что ду-у-умать?! Я никого не видела-а-а… Присылайте свою повестку!..
Ого! Даже на повестку уже согласна… Значит, крепко испугалась гражданка Фефелкина! Спускаясь по лестнице, я отметила еще, что она сказала не просто «я ничего не знаю», а — «я никого не видела». Скорее всего это означает как раз противоположное.
Ну что ж: по крайней мере, события развиваются предсказуемо. Вводим в действие план «Радиоперехват»!
Скатившись по лестнице, я бегом бросилась к своей машине, которую оставила в проезде за углом дома, нырнула в нее и настроила прослушивающую аппаратуру «на волну» пятидесятой квартиры. Зря, что ли, я жевала «Дирол», а потом с риском для жизни опиралась на грязный стол в Светкиной кухне?..
Разумеется, к началу бурного объяснения «шавки» и «кобеля» я не успела: оно началось сразу же, едва только за мной захлопнулась дверь. Но уверена, что потеряла я немного: и без того подобные пассажи нам, частным детективам, приходится выслушивать слишком уж часто. Хорошо хоть гонорары позволяют в достатке обеспечивать себя молоком «за вредность»…
Если опустить всю нецензурщину, которой милые тешили друг дружку в течение десяти-пятнадцати минут, то получилось примерно следующее.
— …Говорил я тебе, дура, чтобы оставила старуху в покое! Теперь поди докажи, что это не ты ее в темечко тюкнула!
— Заткнулся бы, козел, пьянь чертова! Я, что ли, ей в дверь да в стенку стучала да с лестницы толкала?
— Во дает! А то кто же, зайка моя?!
— Да? А кто ей на дверь ссал — тоже я? А кто на магнитофон всякую похабень записывал да на балконе крутил бабке на удовольствие? А кто…
— А кто ей клопов в запрошлом годе подбрасывал — забыла? Кто ее коту усы обрезал, а потом и вовсе траванул беднягу? За что я тебя тогда мордой об стенку возил — помнишь? Это уж ты через край хватила! Бабка бабкой, а животина-то при чем, дуреха?!
— Тоже мне — любитель животных нашелся! Юный натуралист, мать твою… А кто…
— «Хто, хто» — конь в пальто! Теперь за твой длинный язык нам обоим в ментовке напомнят про все хорошее. Небось разбираться не станут, кто — то, а кто — это… Суши сухарики, зайка моя!
— Ой, Алик, че ты такое говоришь-та-а-а…
— Да не вой ты, дура! Без тебя тошно! Ты какого… ментам вчера не сказала про девку, что к старухе в субботу приходила, а? Соображаешь, что будет, если они докопаются? По тебе ж теперь зона плачет!