— Зачем вы здесь?
— Чтобы поговорить с вами. А вы?
— Чтобы в будущем квалифицированно побеседовать с владельцем этой квартиры.
Он удовлетворенно наклонил голову.
— Будем представляться? — спрашиваю, глядя на него в упор.
— Будем вести себя серьезно, — отказывается он, — и вежливо.
— Мне спрашивать, или вы будете держать речь?
— Спрашивайте. Мне тоже хочется, чтобы вы узнали обо мне больше. Может быть, после этого вы измените свои намерения. А о себе легче всего рассказывать, отвечая на вопросы.
Я немного подумала, похрустела пальцами. Задавать прямые вопросы и ожидать на них искренних ответов мне представлялось неразумным, поэтому спрашивать необходимо невинно, но так, чтобы впоследствии, обдумав, можно было сделать полезные выводы.
— Ваше отношение к миру криминала?
— Как отношение хирурга к пациенту.
Ого! Что же ты, хирург, такое сумел оттяпать, что пациент прямо-таки жаждет заполучить тебя в свои благодарные руки?
«Информация к размышлению» — ставлю мысленно зарубку на памяти.
— Ваша характеристика собственной деятельности?
— Достижение хороших целей не всегда хорошими методами.
— Для кого хороши ваши цели?
— В первую очередь для меня самого. Я, знаете ли, не альтруист.
— В случае с Шубаровыми цель — как следует обобрать их?
— Этому пациенту не повредит кровопускание. Но вы ошибаетесь. В случае с Шубаровыми кровопускание не цель, а средство для ее достижения.
Впору придержать челюсть руками, чтобы не отвисла! Вторая зарубка на памяти. Однако как излагает! Будто на пресс-конференции с заранее расписанными вопросами.
— Давайте о Шубаровых поговорим позже, — предлагает он.
— Давайте.
Я соглашаюсь, оставив на потом адресованное ему пожелание добиваться цели иными, не такими кровожадными методами. Хотя методы зачастую соответствуют цели. Какова же в таком случае цель?
— Входите ли вы в какую-нибудь группировку?
— Вы о мафии? Нет. Естественно, я не волк-одиночка. Но мы абсолютно вне мафии.
С кем же меня свела судьба? Это что-то новое, если он не врет, конечно.
— Как вы оцениваете свои возможности?
— Как довольно обширные. С некоторыми из них вы уже знакомы по недавним событиям.
Да, отслеживает он меня квалифицированно, буквально каждый мой шаг. Это надо уметь.
— Каковы моральные ограничения вашей деятельности?
— На этот вопрос, извините, отвечать не буду.
— Хорошо, почему вы откровенничаете со мной?
— Чтобы вы узнали меня и составили верное представление о тех, против кого пытаетесь действовать.
— Что заставляет Станислава, по сути вашу жертву, работать на вас?
— Страх.
Ничего нового, как говорят англичане.
— Для чего вам понадобилась наша встреча?
— Чтобы убедить вас отказаться от дела Шубаровых. Забыть о нем накрепко и навсегда.
— Я не отказываюсь от дел, за которые берусь.
— Это ваш принцип?
— Пожалуй.
— Спасибо. Принципиальность — это стратегическое ограничение, а любая ограниченность, известная противнику, может быть использована им в своих интересах. Вы меня вооружаете. Это во-первых. Во-вторых, поставив себе ограничения, невозможно в полной мере пользоваться обстоятельствами. В-третьих, это излишняя прямолинейность в действиях, неспособность вовремя изменять планы на более выгодные. Я все еще не убедил вас?
«Меняйте планы» — выпало при гадании. Он что, телепат?
— Меняете ли вы свои планы? — спросила я.
— Бывает.
— То есть, если это для вас непринципиально?
— Да.
— Почему бы вам не изменить их в отношении Шубаровых?
— Вы предлагаете мне отказаться от шантажа? Браво! Не нахожу целесообразным. То есть сообразным цели. Как я уже говорил, шантаж в этом случае — не цель, а средство ее достижения.
— Какова же цель?
— Воспитание. Кнут и пряник, знаете ли. В данном деле — кнут.
— Цель благородная, — замечаю я осторожно.
— Да, — согласился он без тени смущения. — А тут вы, досадная помеха.
Ну надо же, я просто помеха, пусть даже и досадная!
— А помехи нужно устранять. — В его голосе ни малейшей угрозы.
— Нехорошими методами?
— Действенными, — медленно поясняет он.
Нехороший у него взгляд. Такой же, как методы.
— И наша беседа?..
— Первый и наименее хлопотный из этих методов.
— И если он не сработает? — интересуюсь я.
— Последуют другие. Но это нежелательно. Для меня было бы оптимальным уйти отсюда в уверенности, что частный детектив Татьяна Иванова не является более помехой в осуществлении наших планов. В уголовной сфере вас уже сейчас попытались бы ликвидировать, хотя реальной угрозой делу вы пока не являетесь. Это примитивно, но действенно.
Не по себе мне слушать его рассуждения. И какая убежденность в своей всесильности! Как будто о котенке — топить, не топить!
— Мне известна сумма вашего гонорара. Хотите получить ее уже сейчас?
Ах, Стасик, продажная твоя душонка, заложил ты и матушку вместе с ее халатиком! Квалифицированно стучишь.
— Заманчиво, скрывать не буду. Но ответить сразу не могу.
— Очень жаль. Спрашивайте дальше.
Не могу понять, какого вопроса он так терпеливо ждет от меня? Хоть бы намекнул.
— Какие гарантии я буду обязана дать в случае моего согласия?
— Никаких. Мы заключим с вами чисто джентльменское соглашение.
Вот так, значит. Как это благородно! Два порядочных человека договариваются, и заурядное мошенничество становится делом чести.
А все-таки, какого рожна он от меня дожидается? Стоп! Где я? В квартире Коврина. Влезла сюда, дверь вскрыла. Что нашла деньги, он знать не может. А их существование свидетельствует о том, что у хозяина квартиры руки в навозе.
— Имеет ли Коврин отношение к шантажу?
Мой собеседник поморщился, опять, мол, за старое, а глаза на миг блеснули радостью. Попала? Если он знает о существовании денег, то вполне может быть их источником. А за что платить Коврину?
— Коврин имел маленькую роль в комбинации и справился с ней как нельзя лучше.
— И в благодарность его едва не отправили на тот свет?