Эмма записала его.
– Добро пожаловать в Соединенные Штаты, мисс Баррингтон.
– Спасибо, – ответила Эмма.
– Как долго вы пробудете в нашей стране? – спросил иммиграционный чиновник, проверив ее паспорт.
– Неделю, максимум две, – ответила Эмма. – Навещу двоюродную бабушку, а затем вернусь в Англию.
Это была правда: у Эммы и в самом деле жила в Нью-Йорке двоюродная бабушка, сестра лорда Харви, но навещать ее она ни в коем случае не собиралась, так как не хотела, чтобы семья узнала, зачем она здесь.
– Адрес вашей двоюродной бабушки?
– Угол Шестьдесят четвертой и Парковой.
Иммиграционный чиновник сделал пометку, поставил печать и вернул паспорт.
– Желаю приятно провести время в Большом Яблоке, [6] мисс Баррингтон.
Как только Эмма миновала иммиграционный контроль, она присоединилась к длинной очереди пассажиров со «Звезды Канзаса». Еще через двадцать минут она уже сидела в такси.
– Мне нужен небольшой, с разумными расценками отель неподалеку от Мертон-стрит, Манхэттен, – сказала она водителю.
– Ищо разочек, леди, – отозвался таксист. Во рту у него торчал огрызок погасшей сигары.
Эмма не поняла ни слова и решила, что у водителя те же трудности.
– Я ищу маленький, недорогой отель около Мертон-стрит, на острове Манхэттен, – сказала она медленно, отчетливо выговаривая каждое слово.
– Мертон-стрит, – повторил водитель, словно это было единственным, что он понял.
– Верно, – сказала Эмма.
– А чего сразу-то не сказали?
Он тронул машину и больше рта не раскрывал, пока не высадил свою пассажирку у краснокирпичного здания с развевающимся флагом «Отель „Мэйфлауэр“».
– Сорок центов с вас, – объявил таксист, кивая огрызком сигары при каждом слове.
Эмма оплатила проезд из зарплаты, которую получила за неделю работы на судне. Она зарегистрировалась в отеле, поднялась на лифте на четвертый этаж и направилась в свой номер. Там она поспешила раздеться и принять горячую ванну.
Вылезать оттуда отчаянно не хотелось. Эмма вытерлась большим пушистым полотенцем, надела скромное, по ее мнению, платье и спустилась на первый этаж. Она чувствовала себя почти человеком.
В углу гостиничного кафе Эмма нашла свободный столик и заказала чашку чаю (здесь не слыхали про «Эрл Грей») и клубный сандвич – нечто, о чем не слыхала уже она. В ожидании она принялась составлять на бумажной салфетке длинный перечень вопросов, надеясь, что на Мертон-стрит, 46, найдется желающий на них ответить.
Подписав счет («check» – еще одно новое слово), Эмма спросила администратора, как ей найти Мертон-стрит. Три квартала на север, два на запад – последовал ответ. Она и не догадывалась, что каждый житель Нью-Йорка обладал встроенным компасом.
Эмма с удовольствием прошлась, останавливаясь полюбоваться витринами с товарами, которых в Бристоле отродясь не видели. Сразу после полудня она подошла к многоэтажному жилому дому, не зная, как быть, если миссис Тиббет не окажется дома.
Аккуратно одетый привратник поздоровался и отворил ей дверь.
– Чем могу служить?
– Я пришла к миссис Тиббет, – ответила Эмма так, будто ее ждали.
– Квартира тридцать один, третий этаж, – сообщил тот, коснувшись края фуражки.
Английский акцент и правда был пропуском.
Пока лифт нехотя полз на третий этаж, Эмма отрепетировала несколько фраз, которые, как она надеялась, помогут отпереть следующую дверь. Когда кабина остановилась, она сдвинула решетку, шагнула в коридор и отправилась искать тридцать первую квартиру. Посреди двери Тиббетов был встроен крохотный стеклянный кружок, напомнивший ей глаз Циклопа. Заглянуть внутрь Эмма не могла, зато квартирант, как она поняла, мог видеть происходящее снаружи. Более знакомое устройство – звонок – нашлось на стене. Она нажала кнопку и стала ждать. Прошло какое-то время, и вот дверь отворилась, но лишь на несколько дюймов, удерживаемая цепочкой. Из темной щели уставились два глаза.
– Что вам нужно? – осведомился голос. Спасибо, что хоть слова были понятны.
– Простите, что беспокою вас, миссис Тиббет, – сказала Эмма, – но вы, возможно, мой последний шанс. – (Глаза женщины смотрели с подозрением.) – Видите ли, я отчаянно пытаюсь разыскать Тома.
– Тома? – повторил голос.
– Тома Брэдшо. Он отец моего ребенка, – выложила Эмма свой последний козырь.
Дверь закрылась. Брякнула цепочка, и та распахнулась полностью, явив молодую женщину с ребенком на руках.
– Вы извините, – сказала она, – но Ричард не разрешает открывать незнакомцам. Входите, пожалуйста. – Она провела Эмму в гостиную. – Присядьте, а я пока уложу Джека.
Эмма села и огляделась. Здесь было несколько фотографий Кристин с молодым военно-морским офицером – очевидно, Ричардом.
Через несколько минут Кристин вернулась с кофейным подносом.
– С молоком или черный?
– С молоком, пожалуйста, – ответила Эмма, которая никогда не пила кофе в Англии, но быстро усвоила, что американцы не пьют чай даже по утрам.
– Сахар? – предложила Кристин, когда наполнила обе чашки.
– Нет, спасибо.
– Значит, Том ваш муж? – спросила Кристин, усевшись напротив.
– Нет, я его невеста. Откровенно говоря, я понятия не имела, что беременна.
– Как вы нашли меня? – В голосе Кристин все еще звучала тревога.
– Эконом со «Звезды Канзаса» сказал, что вы с Ричардом последние видели Тома.
– Это правда. Мы были с ним до ареста. Он едва успел сойти на берег.
– Ареста? – не веря своим ушам, переспросила Эмма. – Что же он натворил, за что?
– Его обвинили в убийстве родного брата, – сказал Кристин. – Неужели не знали?
Эмма разрыдалась. Надежды рухнули, и выжил Брэдшо, а не Гарри. Если бы Гарри обвинили в убийстве брата Брэдшо, то он мог бы запросто доказать, что арестовали не того.
Если бы она вскрыла конверт с каминной полки Мэйзи, то узнала бы правду и не подвергла себя столь суровому испытанию. Она рыдала, впервые осознав, что Гарри нет в живых.
Когда сэр Уолтер Баррингтон приехал к своему внуку и поведал трагические новости о гибели Гарри Клифтона в море, Джайлзу показалось, что он лишился руки или ноги. Да он и дал бы их на отсечение, если бы это вернуло Гарри. В детстве они были неразлучны, и Джайлз всегда считал, что это навеки. Потрясенный бессмысленной, ненужной смертью Гарри, Джайлз поклялся не повторить подобной ошибки.