Не говоря больше ни слова, он потянулся и включил свой «Грюндиг». Бобины завертелись.
«Исправительное учреждение Лэйвенэм».
«Мне нужен начальник тюрьмы».
«Кто его спрашивает?»
«Алистер Стюарт. Адвокат из Нью-Йорка».
Тишина, затем далекий звонок. Еще бо́льшая тишина, потом:
«Соединяю вас, сэр».
Эмма сидела на краешке стула, когда раздался голос начальника тюрьмы.
«Доброе утро, мистер Стюарт. Начальник тюрьмы Свансон. Чем могу помочь?»
«Доброе утро, мистер Свансон. Десять дней назад я подал от имени моей клиентки, мисс Эммы Баррингтон, прошение о скорейшем свидании по гуманным соображениям с заключенным Томасом Брэдшо. Сегодня утром я получил письмо с отказом. Я не вижу никакой законной причины в…»
«Мистер Стюарт, прошение было рассмотрено в обычном порядке, но мне не удалось удовлетворить вашу просьбу, поскольку мистер Брэдшо больше не содержится в нашем исправительном учреждении».
Последовала еще одна долгая пауза, хотя Эмма видела, что пленка по-прежнему крутится. Наконец Алистер осведомился:
«Куда же его перевели?»
«Я не имею права раскрывать эту информацию, мистер Стюарт».
«Но по закону мой клиент имеет право…»
«Заключенный отказался от своих прав и подписал об этом документ, копию которого я с удовольствием могу выслать».
«Но зачем он это сделал?» – забросил удочку Алистер.
«Я не имею права раскрывать эту информацию», – повторил начальник тюрьмы, не взяв наживку.
«А у вас есть право разглашать вообще что-либо, касающееся Томаса Брэдшо?» – спросил Алистер, еле сдерживая гнев.
И снова долгая тишина. Лента перематывалась, но Эмма подумала, что начальник тюрьмы повесил трубку. Алистер приложил палец к губам, и тут прозвучало:
«Гарри Клифтон был выпущен из тюрьмы, однако продолжил отбывать свой срок. – Очередная долгая пауза. – А я лишился лучшего тюремного библиотекаря за всю мою службу».
Разговор завершился.
Алистер нажал кнопку «стоп».
– Начальник зашел насколько мог далеко, чтобы помочь нам.
– Тем, что назвал Гарри по имени?
– Да, а также тем, что дал знать о работе Гарри в тюремной библиотеке до самого недавнего времени. Теперь понятно, как Ллойд раздобыл его дневники.
Эмма кивнула и напомнила:
– Ты сказал о трех важных ключах. Какой же третий?
– Он в том, что Гарри был освобожден из Лэйвенэма, но продолжает отбывать срок.
– Тогда он должен быть в другой тюрьме.
– Не думаю, – возразил Алистер. – Мы вступили в войну, и я предполагаю, что Том Брэдшо будет дослуживать срок на военно-морском флоте.
– Почему ты так решил?
– Ответ в его дневниках. – Алистер взял со стола «Дневник заключенного», раскрыл на странице с закладкой и прочитал: – «Первое, что я сделаю по возвращении в Бристоль, – пойду добровольцем на флот бить немцев».
– Но ему запретили возвращаться в Англию до окончания срока.
– Я не сказал, что он поступил на британский флот.
– О господи, – охнула Эмма, когда до нее дошел смысл этих слов.
– По крайней мере, теперь мы знаем, что Гарри жив, – бодро произнес Алистер.
– Лучше бы он сидел в тюрьме.
Отпевание сэра Уолтера проходило в церкви Святой Марии в Редклиффе, и последний председатель совета директоров «Пароходства Баррингтонов» мог бы гордиться, если бы видел, сколько пришло людей, и слышал прочувствованный панегирик епископа Бристоля.
После службы собравшиеся выстроились в очередь для выражения соболезнований сэру Хьюго, который стоял у северной двери церкви подле матери. Он сумел объяснить тем, кто спрашивал, что его дочь Эмма блокирована в Нью-Йорке, хотя не мог сказать, почему она вообще там оказалась. Про сына же Джайлза, которым он крайне гордился, он знал от матери, что тот угодил в лагерь военнопленных в Вайнсберге.
Во время службы лорд и леди Харви, бывшая жена Хьюго Элизабет и его дочь Грэйс сидели в первом ряду, отделенные от Хьюго проходом. Все они выразили соболезнования вдове и удалились, подчеркнуто не замечая его присутствия.
Мэйзи Клифтон села подальше, и ее голова оставалась опущенной в течение всей службы, включая прощальное епископское благословение.
Когда Билл Локвуд, финдиректор компании Баррингтонов, вышел вперед пожать руку новому председателю совета директоров и выразить соболезнования, у Хьюго нашелся только один ответ: «Жду вас в моем кабинете завтра в девять утра».
Хьюго вошел в гостиную, ведя мать под руку. Едва она села, Хьюго занял отцовское место во главе стола. Во время ужина, когда в комнате не было слуг, он объявил матери, что теперь, вопреки опасениям отца, исправился, компания в надежных руках и у него грандиозные планы на ее будущее.
* * *
В девять двадцать три утра Хьюго впервые за два с лишним года миновал на своей «бугатти» ворота верфи Баррингтонов. Он припарковал машину на председательском месте и направился в бывший кабинет отца.
Выйдя из лифта на пятом этаже, он увидел Билла Локвуда с красной папкой под мышкой, который расхаживал перед его кабинетом – совсем как в прежние времена, когда Хьюго заставлял его дожидаться.
– Доброе утро, Хьюго, – поздоровался Локвуд, шагнув к нему.
Хьюго молча прошел мимо.
– Доброе утро, мисс Поттс, – приветствовал он свою пожилую секретаршу, словно и не было этих двух лет отсутствия. – Я дам вам знать, когда буду готов принять мистера Локвуда, – добавил он перед заходом в свой новый кабинет.
Хьюго уселся за отцовский стол – он еще не считал его своим и прикинул, сколь долго сохранится это чувство. Затем взялся за «Таймс». Когда американцы и русские вступили в войну, уверенность в победе союзных сил значительно возросла. Он опустил газету.
– Мисс Поттс, пригласите мистера Локвуда.
Финдиректор вошел, улыбаясь.
– С возвращением, Хьюго, – произнес он.
Хьюго вперился в него взглядом и поправил:
– Председатель.
– Виноват, председатель, – подхватил человек, который служил в правлении Баррингтонов, когда Хьюго еще бегал в коротких штанишках.
– Представьте мне самые свежие данные о финансовом положении компании.
– Конечно, председатель. – Локвуд раскрыл красную папку, которую держал под мышкой.
Поскольку председатель сесть не предложил, он остался стоять.