Я желаю ему побыстрее вернуться к жизни. Он улыбается и полушепотом произносит «аминь». «Я не пессимист. Я люблю жизнь и хочу жить, брат. Это ведь великий дар, возможность. Но сейчас я мысленно стою перед Ним на коленях и прошу спасти меня. Не врачом, гуру, знаками, а любовью. Я прошу Его, если Он слышит, послать мне спасение в лице человека… Одиночество меня не спасает, а убивает. Мы должны быть по двое. Не жить друг для друга, а просто идти вместе по одному пути».
Домой мы с Айдынлыг возвращаемся по набережной.
Каждый раз, когда мне внутри сложно, уже по привычке я обращаюсь к морю. В нем нахожу понимание. Оно необъятное, богатое, лиричное, а летом бывает веселым. Море – признак чистоты для меня. Признак неизменности какой-то. Мне даже не обязательно ходить по краю моря. Я могу чувствовать его где-то через двадцать кварталов или тридцать городов. Я слышу, чувствую его дыхание, и меня это делает счастливым.
С детства разговариваю с морем. Рассказываю ему о надеждах, страхах, победах и разочарованиях. Например, сегодня я снова поведал ему о том, что боюсь. «Вдруг мне не хватит сил на ту жизнь, что я себе надумал?» Так много хочется сделать – увидеть, услышать, помочь, отдать и отпустить.
Моя тетя Джавахир говорит, что страх не успеть на пороге тридцатилетия – это нормально. «После тридцати отпустит, душа моя! Научишься жить без планок, останутся цели. Ты не сможешь принять иную форму жизни. Ты все равно до последнего будешь искать. Понимаешь, это что-то твое внутреннее, из сердца. Ты не сможешь от него отказаться».
Чехов писал, что смысл жизни только в одном – в борьбе. Я стараюсь не принимать такую форму жизни – настолько, насколько это возможно. Хотя, в определенных обстоятельствах, даже моя, казалось бы, монотонная «кулинарная» жизнь напоминает боксерский ринг.
Я понимаю, когда человек сражается с самим собой, это делает его лучше. Но когда люди теряют кров и вынуждены начинать все сначала, когда матери борются за жизнь больных детей, когда старики сводят концы с концами на мизерную пенсию – по-моему, вот такие сражения точно не делают сильнее. Что я буду делать с этим знанием? Пока нет идеи. Хватило бы сил все изменить!
Все изменить
Сейчас во мне ничего не осталось, кроме любви. То ли это светлое расставание с болезненным опытом, то ли большое осознание своей настоящей сути. А может, так и должно было произойти рано или поздно – понять, что все неважно и мимолетно, кроме любви. Ведь именно это чувство – начало всего: рождения ребенка, возведения дома, исцеления от болезни, создания музыки и даже появления на столе черничного пирога.
Мне, наверное, повезло, что я четко осознал главенство любви на четвертом десятке своей жизни. Ведь можно было прожить и до шестидесяти, продолжая гоняться за деньгами, сексом, амбициями. Услышать в себе любовь и попытаться отдать ее как можно больше – не в этом ли смысл всей моей жизни?.. Но есть то, чего мне сейчас особенно остро недостает. Человека, с которым я смог бы поделиться своей любовью. Друга, партнера, разделяющего мои идеи и взгляды, привносящего в них новое, свое. Мы начали бы самую прекрасную историю вместе. Двигаясь рука в руке. Мы засыпали бы вместе, в обнимку и спокойно, безмятежно. Ведь на свете обязательно есть тот, кто ищет то же, что и я. И если мы не откажемся от своих желаний, то непременно доберемся друг до друга.
Бабушка Лале всегда говорила: «Надо уметь выстоять и не выходить замуж за “хорошего парня” – а ждать и искать именно “своего”. Именно “своего” человека. Его сразу узнаешь, ни с кем не спутаешь. Как? А вы будете похожи, хотя на первый взгляд совершенно разные».
Вчера вечером я оказался в гуще Истикляля – столько людей шли рядом и навстречу друг другу. Я наблюдал за толпой и мысленно призывал «своего» человека выйти ко мне, обнаружить себя. Может, мы зайдем вместе в тесное помещение обменника? А может, ты нечаянно заденешь меня своей большой сумкой, извинишься, поднимешь глаза и наши взгляды встретятся? А может, мы уже видели друг друга, ходим, к примеру, в один книжный и даже однажды чуть было не столкнулись у стеллажа с биографиями знаменитостей? Где ты сейчас? Скажи, где ты, чтобы я пришел за тобой… Я верю в то, что люди спасают друг друга. Я верю в то, что спаситель обязательно появится тогда, когда в нем по-настоящему нуждаются. Приходит тогда, протягивает руку и говорит что-нибудь простое и незначительное, например «Чудесный день». Или «Чудесная погода». Все, конечно, чудесное, на его взгляд. И это не значит, что он возьмет на себя то, с чем ты не можешь разобраться. Или избавит тебя от бытовых проблем, бороться с которыми так надоело. Пока человек сам не захочет все изменить, никто за него ничего не изменит. Но сам такой человек, его присутствие, придает силы, уверенность в том, что все будет хорошо, энергию…
А вот Панда не верит в спасителей. Она возмущается: «Надо самому себя вытягивать, а не ждать кого-то. Нельзя зависеть от другого человека. А вдруг он уйдет? И ты снова опустишь руки? Нет спасителя в вопросах сердечных. Есть те, кому мы откроемся после того, как сами себя спасем». Я отмалчиваюсь, но внутри продолжаю настаивать, что слово «спасение» не обязательно воспринимать буквально.
По утрам на соседней улице нас с Айдынлыг встречает Беяз. Этот симпатяга с воспитанием аристократа не подбегает с просьбой покормить его. Он чинно приветствует нас, отвечает на мои вопросы вилянием хвоста и движением ушей, после чего гордо принимает порцию мяса. Айдынлыг не ревнует, но и близко не подпускает к себе белоснежного кавалера. Беяз уже пятый год живет на улице, он на учете в приюте, привит и здоров. Два раза его хотели забрать в семью, но Беяз выбирает свободу.
Свобода жить сердцем – вот к чему надо стремиться. Вот что мне предстоит отвоевывать.
Мысленно уношусь в детство, где вижу Пярзад, нашу странную соседку-художницу. Я каждое утро встречал ее на берегу моря. И сейчас отчетливо вижу, хотя уже другая жизнь и другой город. Вот Пярзад сидит, прислонившись к старой перевернутой лодке. На лодке – потрескавшаяся голубая краска и надпись Fond de l’air [30] . На Пярзад – юбка фиолетового цвета, широкий пиджак из сиреневой шерсти, голова обтянута платком, а ноги – босые. Как всегда после ухода лета. Она все еще не может смириться, что песок на берегу уже даже не теплый и в цвете изменился. С золотисто-желтого на уныло-коричневый.
Я здороваюсь с ней, а она в ответ только тихо ворчит: «Вот она, суть человеческой натуры, – мы всегда отдаем что-либо, надеясь получить что-то взамен. Ну здравствуй-здравствуй. А ведь настоящая любовь бескорыстна: ты любишь, потому что не можешь не любить. И все остальное перестает быть важным на фоне этого чувства».
Как же она права. Пять дней
«Я благодарна тому, кто меня бросил. Три года назад у меня обнаружили опухоль в поясничном отделе позвоночника, не могла передвигаться, слегла. Врачи прогнозировали инвалидность… Он был со мной ровно пять дней. Пять дней готовил еду за меня, прибирал дом за меня, верил в исцеление за меня же. На утро шестого муж ушел. Оставил на тумбочке записку: «Не ищи меня. Поправляйся». Я улыбнулась и решила, что это конец жизни. Это было действительно концом. Сейчас уже не помню себя тогдашнюю. Переродилась? Вторая жизнь? Не знаю, что вернее… Иногда счастье может открыться нам в потере».