Вымотавшись от похода по магазинам, они присели на лавочку в парке передохнуть, и Харальд решился сказать то, что у него давно вертелось на языке:
– Я давно подозревал, что ты богиня, но для полного сходства с Юноной [57] ты недостаточно тучна.
Она удивленно посмотрела на мужа, и Харальду пришлось пояснить, что он слышал, как она во сне страстно звала Юпитера.
Петра побледнела. Какие еще секреты она могла невольно выдать? Ее любовника звали Йозеф. Он рассказывал, что на его родине это имя для краткости принято произносить «Йупп», а его второе имя, Петер, в устах рейнцев звучало «Питер». Вот почему Петра окрестила его Юпитером, хотя никто посторонний этого не знал. Похоже, Харальд еще ни о чем не догадывается, так как подозревать ее в связях с древнеримским богом было бы просто смешно.
Остаток субботы прошел мирно как в Баден-Бадене, так и у Макса с дедом. Приключения начались в ночь на воскресенье.
Йенни с Максом, поужинав спаржей, посмотрели эротический фильм из тайных родительских запасов и около одиннадцати юркнули в широкую двуспальную постель, что, конечно, не означало окончания вечера. В половине третьего оба погрузились в глубокий сон и не услышали, как какой-то человек силой пытался открыть дверь в гараже.
Зато Вилли Кнобель, проспавший без задних ног до двух ночи, неожиданно проснулся, попытался включить телевизор, но почти сразу расстроенно выключил, потому что там передавали полную ерунду. Ему сделалось душно, дышать стало трудно. Вилли схватил свои костыли, накинул на плечи одеяло и поковылял в темноте на балкон. В это время на улице обычно стояла полная тишина, изредка прерываемая проезжавшей машиной или грохотом далекого поезда. Иногда с порывом ветра из города прилетали звуки неведомых музыкальных устройств – школьники праздновали сдачу выпускных экзаменов.
Давненько старик не видал такого филигранного и нежного полумесяца в золотом сиянии! Он был растроган созерцанием этого ночного чуда почти до слез. Нахлынули воспоминания, в частности, что одним из любимых стихотворений Ильзы и ее школьной подруги Шарлотты было «Вечерняя песня», начинавшееся со слов «Луна взошла, сияя…». Строка за строкой всплывали в памяти лирические стихи, и старик незаметно для себя стал тихо бормотать:
Бери нас в день кончины
без тягостной кручины,
и пусть не страждет плоть [58] .
Порадовавшись, что память в полном порядке, он внезапно почувствовал желание выкурить сигару. Один раз не считается, решил он, и пошел искать свой нагрудный мешок. Потом дедушка долго сидел, завернувшись в одеяло, на садовом стульчике, размышлял и пришел к выводу, что жизнь прекрасна. «Как дети в мирной роще, быть набожней и проще, вольней и радостней хотим» [59] , – процитировал он и невозмутимо пустил облачко дыма.
Наконец Вилли Кнобель встал, чтобы бросить вниз давно погасшую сигару, и в свете уличного фонаря заметил мелькнувшую тенью фигуру, которая бесшумно преодолела короткое расстояние до въезда в гараж и принялась над чем-то колдовать у ворот. На мгновение сердце старика замерло, однако он овладел собой и стал действовать быстро и решительно. Первым делом надо было достать пистолет из пакета и снять с предохранителя. Старенький вальтер работал на удивление безупречно. Ночную тишину разорвал выстрел, но ни в одном окне ближайших домов свет не загорелся. Чужак пригнулся, чтобы спрятаться в тени дома, но от своих темных замыслов не отказался и после небольшой передышки принялся за старое. В этот раз он вытащил из-за пазухи предмет, похожий на ломик.
Старик сначала решил громко звать на помощь, но голос предательски сорвался. Положение вынуждало выстрелить еще раз. Он сознательно прицелился рядом с ногой, не желая ранить человека. Второй выстрел, похоже, не на шутку испугал незнакомца, и тот бросился наутек. Соседи на выстрелы по-прежнему не реагировали. С чувством исполненного долга Вилли Кнобель собрался было снова лечь в постель, как дверь в комнату отворилась, зажегся верхний свет, и он увидел перед собой Макса.
– Руки вверх или буду стрелять! – веселясь, сказал старик и направил пистолет на полуобнаженного внука.
– Бога ради, дедушка, это ты только что стрелял?
– Кое-кто пытался проникнуть в дом, но я ему задал жару! Прыг – и был таков, трус! Но ты не бойся, твой дедушка начеку. «Спокоен будь, край отчий наш: Тверд и надежен страж, на Рейне страж!» [60]
Макс взял оружие из рук деда, положил на ночной столик и сел в кресло. У него потемнело в глазах. Первая мысль, которая ему пришла в голову, была: дедушка окончательно рехнулся, и в этом исключительно его вина. Потом он вышел на балкон, споткнулся о валявшееся одеяло, бросил взгляд вниз и рассмотрел, несмотря на темноту, лежавшего ничком человека.
Вызвать «скорую помощь» или принять меры самому? Макс ринулся вниз по лестнице, все еще трепеща от страха, пересек гараж, взял фонарик и приоткрыл дверь на щелочку.
Фонарик выхватил из темноты раненого человека. Это не человек Фалько, который должен был вышибить Максу зубы? И точно: дедушка, похоже, уложил Пита Булля. Так и не набравшись решимости самому проверить пульс у бездыханного заклятого врага, Макс на всякий случай закрыл дверь в гараж и бросился наверх за Йенни – как-никак, она кое-что смыслила в медицине.
Вооруженная настольной лампой, Йенни проявила больше отваги и приблизилась к подстреленному поближе. Однако ее тут же охватила истерика, и сквозь учащенное дыхание девушка едва слышно произнесла:
– Я его знаю, это Пит Булль!
– Это я и сам знаю. Но надо же что-то делать. Дедушка в него стрелял. Как думаешь, он его серьезно зацепил? – прошептал Макс.
Йенни будто потеряла дар речи. Промолчав вечность, она наконец сказала:
– Он мертв.
Макс проглотил язык. Опять молчание. А затем в один голос оба выпалили:
– Надо вызвать «скорую»!
– Лучше сразу полицию…
– Тогда дедушку засадят…
– Скорее положат в психушку…
Наконец они оттащили Пита Булля в гараж, не забыв и его ломик, и заперли ворота.
– Только не бросай меня сейчас, Йенни! – взмолился Макс и стремглав помчался наверх к дедушке.
– Дедушка, где твое одеяло? Тебе надо в постель и наконец заснуть. Ты действительно прогнал вора, но пистолет – куда ты его дел?
В ответ – упорное молчание.