Явно не жилое помещение.
Похоже на ангар или гараж.
Никак не на водонапорную башню.
Бессмыслица какая-то…
Я прикрыл за собой дверь. Обнаружил и задвинул засов. Прошел вдоль стен, дергая остальные двери. Все они были закрыты — на засов изнутри и, видимо, снаружи.
В возрасте лет десяти такие помещения вызывают восторг. Не зря дети обожают играть на стройках, к ужасу родителей и справедливому возмущению рабочих. Для взрослого человека ничего хорошего тут не было.
Но ощущение уюта, правильности этого места — не проходило. Я поймал себя на том, что по-хозяйски неодобрительно смотрю на грязные следы своих ног.
Ладно, оглядим второй этаж.
Я вскарабкался по лестнице — подошвы скользили на неудобных, сваренных из трубок ступеньках. На втором этаже лестница не кончалась, но люк на третий этаж был закрыт и не поддавался моим усилиям. Второй этаж оказался чуть уменьшенной копией первого — только вместо дверей здесь были наглухо закрытые железными ставнями окна. А когда я нашел выключатель и зажег свет, то обнаружил и мебель — два стула, стол, деревянную койку с матрасом, подушкой и одеялом, но без постельного белья. Все чистое, новое, будто только что из магазина. Мебель самая простая, словно кустарная. Гладко оструганные доски, крепко завинченные шурупы. Глаз не радует, но не развалится…
— И чего вы от меня хотите? — громко спросил я.
Если за мной кто-то и следил, то отвечать явно не входило в его планы.
Возле выключателя нашлась розетка. Я включил телефон на зарядку и поставил будильник на восемь утра. Пакет с покупками из супермаркета бросил на столе. Спустился вниз, выключил свет на первом этаже. Поднялся, выключил свет на втором. На удивление легко нашел в полной темноте кровать, с наслаждением снял мокрые туфли, разделся и развесил мокрую одежду на стульях.
Лег.
Все начнется утром. Не знаю, что именно, но ночь в моем распоряжении…
Некоторое время я тихо лежал, прислушиваясь к перестуку дождя за окном. А потом легко, ни о чем не думая, уснул. Если мне что-то и снилось, я этого не запомнил.
Проснулся я не от будильника, а от ворвавшегося в сон стука. Несколько блаженных секунд не помнил, где я и что со мной приключилось. А потом вспомнил все — разом. Лающий на меня Кешью, витийствующий Мельников, рассыпающийся паспорт, кровь на моих руках, голос в телефоне…
Открыв глаза, я сел на кровати. Оказывается, ставни на одном из окон были закрыты неплотно, и в комнату проникал слабый утренний свет. Неожиданно белый… будто зимой. Поежившись — было прохладно, — я подошел к окну. Вечером я и не пробовал открыть ставни, но это оказалось неожиданно просто. Вначале я открыл створки окна, потом откинул защелку с блестящих, будто никелированных ставен. Распахнул их.
В комнату ворвался свежий холодный воздух. И свет — много света. Окно выходило не на железку, а в какой-то тупичок, застроенный старыми кирпичными домами промышленного вида, почти без окон. Все было припорошено чистым, чуть розоватым в лучах восходящего солнца, еще не истоптанным снегом. Тень от башни падала на снег и поднималась на глухую стену соседнего здания. Больше всего строения походили на какие-нибудь заводские корпуса девятнадцатого века постройки, еще не переоборудованные ушлыми дельцами в дискотеки и ночные клубы.
Несколько минут я с удовольствием дышал, чуть щурясь от яркого света. Откуда взялась эта заводская окраина? В Замоскворечье таких много, где-нибудь в районе Измайловского — тоже хватает. Никогда не думал, что такие районы есть между «Рижской» и «Алексеевской», стоит лишь чуть отойти от проспекта Мира…
Закрыв окно — стало совсем холодно, — я принялся торопливо одеваться. Джинсы высохли, рубашка тоже, а вот туфли остались влажными. Да, рано пришла зима. А я совсем не по погоде одет…
Снизу донесся стук, и я вздрогнул, вспомнив причину пробуждения. Кто стучится в дверь ко мне? Уж никак не почтальон…
В полминуты закончив одеваться, я сунул в карман мобильник и сбежал вниз по винтовой лестнице.
Почти сбежал. Остановился на последней ступеньке и вцепился в деревянные перила. Меня пробило мелкой дрожью, и холод тут был ни при чем.
Какая, к чертовой матери, винтовая лестница?
Вечером это была обычная металлическая лесенка вроде пожарной. Дурацкая, неудобная.
Сейчас — винтовая лестница в полтора оборота. Деревянная — и перила, и ступеньки, и центральный столб. Очень по уму сделанная — ступеньки шероховатые, не скользкие, перила — как раз на нужной высоте, рука сама на них ложится.
Я вспомнил, как искал следы ремонта в своей бывшей квартире. Наивный! Тут ухитрились поменять целую лестницу, пока я спал…
Кстати, не только лестницу! Вчера пол на первом этаже был бетонный. Сегодня — деревянный. Широкие, плотно пригнанные друг к другу доски, не лакированные, как паркет, а будто пропитанные темным маслом. Очень благородно выглядит, ничего не скажешь.
А лампы на потолке оказались забранными в решетчатые металлические абажуры. Это слегка напоминало уличные фонари, но в принципе тоже смотрелось неплохо.
Можно было сказать, что мои жилищные условия после некоторого падения стремительно улучшались. Позавчера утром я был владельцем маленькой однокомнатной квартиры, вчерашний вечер встретил бомжем, лег спать в заброшенной башне у железной дороги. Теперь у меня были двухэтажные апартаменты с интерьером, не лишенным определенной роскоши.
Стук повторился, и теперь уже было понятно, что стучат в одну из дверей. Причем, если я совсем не потерял ориентацию в пространстве, не в ту, через которую я вошел.
Я подошел к двери, помедлил секунду. Решительно отодвинул засов и распахнул дверь.
Да, входил я не здесь. Эта сторона башни выходила в заснеженный заводской тупичок. А на снегу переминался с ноги на ногу мужчина средних лет в серой суконной униформе с большой медной бляхой на груди, в сапогах, в меховой фуражке и — с толстой сумкой на ремне. Нетерпение на его лице при моем появлении сменилось воодушевлением.
— Мать моя… — сказал я.
— Что? — растерянно спросил мужчина. Оглянулся и с недоумением пожал плечами. — Ваша матушка?
— Нет… ничего. Э…э?
— Доброе утро. Чудный денек, не правда ли? Почта. — Мужчина похлопал по сумке. Посмотрел на меня с некоторым подозрением.
— Да, конечно. Доброе утро. Я догадался.
— Почта, — повторил мужчина. — Два пакета и письмо.
Пакеты были прямоугольными, увесистыми. Письмо — в простом белом конверте, без марок и адреса, никак не подписанное.