Однажды я возвращалась домой и, свернув под арку ворот, наткнулась на Ценци, которую как раз в этот момент схватил за грудь господин Горак. Я прошла мимо, Ценци крикнула мне «Сервус!», а Горак даже не обратил на меня внимания.
Наверху Рудольф сидел в кухне.
– Ты не видела Ценци? – спросил он меня.
Я не упустила случая подложить ей свинью и сказала:
– Видела, она стоит внизу под аркой.
– С кем? – заинтересованно спросил Рудольф.
– С господином Гораком, – сказала я.
– Неужели? И что же она с ним делает?
– Мне почём знать, – равнодушно ответила я, – я только видела, что он держит её за титьки…
– Ну и пусть себе держит, – засмеялся Рудольф, – коли ему это удовольствие доставляет.
Ценци долго не появлялась. А когда, наконец, пришла, Рудольф уединился с ней в кухне. Я ожидала, что последует суровое наказание, и подслушивала:
– Ты где так долго шлялась? – начал он.
– Меня уже отсношали, – со смехом сказала она.
– Где это? – удивлённо спросил Рудольф.
– В подвале, – призналась Ценци.
– Ну и каков результат? – поинтересовался Рудольф.
– Два гульдена, вот возьми.
Ценци отдала ему деньги. Рудольф засмеялся и послал её купить на них сигарет.
Этот случай, впрочем, нисколько не удивил меня, ибо я знала, что господин Горак иногда что-нибудь дарил. Он ведь и мне давал деньги.
Однако через несколько дней Ценци явилась домой с каким-то господином. Приоткрыв немного входную дверь, она прошептала Рудольфу:
– Тут со мной кое-кто есть.
– Давай перейдём в комнату, – сказал мне Рудольф.
Мы удалились и сразу услышали в кухне чьи-то мужские шаги.
Рудольф подслушивал. Я подошла к нему и тоже встала возле двери.
Ценци разговаривала с незнакомым мужчиной:
– Устраивайся поудобнее.
– Ах, нет, – ответил тот, – я только расстегну брюки…
Сразу после этого Ценци:
– Да… каков хвостик-то… как он стоит…
И мужчина:
– Приспусти на груди рубашку.
Ценци:
– Может, мне полностью раздеться?
Мужчина:
– Недурно было бы.
Последовала пауза. Затем послышался глухой шум, когда кто-то упал на кровать.
Ценци сказала:
– Иди же сюда…
И мы тотчас услышали, как она завела свои вздохи:
– Ах… трахай меня… только хорошо отсношай… так…
Мужчина перебил её:
– Угомонись… терпеть не могу всякую болтовню во время постельных занятий…
– Вот скотина… – шёпотом выругался Рудольф.
Услышанное возбудило меня, и я схватилась, было, за ширинку Рудольфа. Он оттолкнул меня:
– Оставь… – прошипел он, – у меня сейчас нет времени.
За дверью скрипела кровать. Мужчина кряхтел, Ценци тяжело дышала. Наконец мы услышали, как она рассмеялась:
– А вот и приехали…
Мужчина поднялся с кровати, и Ценци сказала:
– Ты сразу и рассчитался бы…
Раздался звон монет. Дверь очень тихо отворилась. Мужчина удалился. Ценци вошла в комнату. Она была голая, смеялась и бросила Рудольфу три гульдена.
– Я получила три гульдена.
Рудольф взял деньги и спрятал их в карман. Потом сказал:
– Оденься!
Ценци одевалась и рассказывала, какой это был изящный мужчина и что у него маленький толстый эклер. Рудольф оборвал её повествование и послал за вином и сигаретами.
Как только она ушла, он спросил:
– Хочешь сейчас посношаться?
Не дав мне времени для ответа, он прижал меня к стене и, стоя, так вогнал мне свою дубину, что юшка у меня до колен потекла.
– Так, – сказал он затем, – и сегодня ты спишь со мной.
Когда с работы вернулся отец, сели пить вино. Рудольф с отцом сильно захмелели, и отец всё время норовил забраться Ценци под юбки.
– Я желаю… я желаю… – заплетающимся языком бормотал он.
– Разденься, – потребовал от Ценци Рудольф.
Та незамедлительно сделала это.
– И ты тоже, – сказал отец мне.
Я точно так же как Ценци разделась догола.
Рудольф и отец уселись рядом друг с другом на кожаный диван и позвали нас. Мы подошли к ним, и Рудольф собрался, было, завладеть мною.
– Нетушки… – пролепетал отец, – свою дочку я буду сношать самолично… моей дочери не нужно пудриться с другими людьми, они не имеют к ней никого касательства…
Рудольф собрался, было, вспылить, но Ценци сразу уселась ему на колени и овладела его запасами. Я в свою очередь устроилась на отце, и затыкание произошло одновременно. Отец держался за острую грудь Ценци, которая всегда его привлекала, а Рудольф, соответственно, за мою.
Этой ночью мы легли спать все вместе на двух стоящих рядом кроватях.
Ценци и я не могли уснуть, а мужчины храпели вовсю.
Тогда Ценци сказала:
– Ты хочешь посношаться?
– Да, – призналась я, – но их же сейчас не добудишься.
– Не беда… – засмеялась она, – я уже научилась, когда Рудольф пьян, всё равно с ним пудриться за милую душу…
Она взяла его стебель, который тотчас же выпрямился.
Я извлекла отцовский жертвователь милости и хотела взять его в рот.
– Не надо… – предостерегла меня Ценци, – если человек пьяный, то брызнет тебе в рот не просыпаясь. А если он просто спит, но не пьян, то проснётся, когда ты будешь его лизать. Но если получит удовлетворение, то опять же брызнет сразу после него.
Обе свечи стояли перед нами на зависть прямо.
– Ты какую себе выбираешь? – спросила я Ценци.
Однако она отклонила моё предложение:
– Никакую… я уже вдоволь натрахалась… что-то мне больше не хочется…
– Да? Что тогда будем делать? – спросила я.
– Ну… забирай себе обе, – рассмеялась она.
Сначала я по её совету присела на корточки над отцом, спиною к его лицу, так, будто собиралась отлить. Ценци оказывала содействие и вставила мне зуб в тот рот, который по замыслу творца всегда должен оставаться беззубым.
Едва почувствовав стержень, я заскользила по нему вверх и вниз.
– Так хорошо? – спросила Ценци.
– Да… ах… да… – в ответ выдохнула я.