– Он теперь не поднимется! – свирепо заметил парень и как можно бережнее провёл меня несколько шагов к дощатой двери, которую толчком ноги распахнул. Потом он усадил меня на что-то мягкое и сказал:
– Погоди секундочку, я зажгу свет. А ты тем временем успокойся.
Он зажёг светильник, и я с удивлением обнаружила, что мы находимся внутри карусели. Она была окружена по периметру досками, и деревянные, пёстрые лошадки выглядели сейчас ночью очень непривычно, поскольку они не двигались. Я сидела на бархатном сидении кабинки в форме раковины, тоже относившейся к карусели. Сначала я видела всё это словно в тумане, потому что моя бедная спина ужасно болела, и мне было дурно от пережитого испуга и отвращения. Однако мужчина в полосатой тельняшке протянул мне бокал пива, я выпила, и мне стало лучше. Он приготовил также большой жестяной таз и лоскут чистого полотна, я стянула с себя блузку, и он осторожно промыл маленькую ранку у меня на спине, приложил к ней немного ваты и заклеил пластырем. Вдруг он проговорил, скрежеща зубами:
– Свинья поганая, грязная сволочь, будь он проклят! Вот полюбуйся!
И он поднёс к моим глазам что-то блестящее. Это оказался кусок металлической расчёски, лишь с тремя или четырьмя зубьями, но очень остро заточенными, и именно они, причинили мне такую дикую боль, когда этот зловещий субъект вонзил мне их в спину. А когда мой заступник ударом повалил его наземь, предмет соскользнул мне в блузку.
– Как же тебя зовут?
– Пепи…
– Очень приятно. А меня зовут Полдль. Я владелец карусели и укротитель лошадей. Всё это чистокровные рысаки! Безупречно выдрессированные, и овса им никакого не требуется!
Он ласково похлопал по носу деревянную лошадку.
– В таком случае, фрейлейн Пепи, позвольте мне пригласить вас на скромный ужин!
Он принёс свежей «Парижской» колбасы и бутылку пива, уселся в раковине рядом со мной, мы ели и пили, и на душе у меня было так отрадно, как давно уже не было. Я чувствовала себя возле него очень уютно, он оказался таким славным парнем, и голова его была полна шуток и выдумок. Когда я откинулась на спинку сидения и боль в ране опять дала знать о себе, он сказал:
– Ах, барышня, позвольте мне устроить вам мягкую софу!
И с этими словами просунул под меня руку, а я положила голову ему на плечо. Атмосфера, в самом деле, сложилась спокойная и доверительная, поэтому я рассказала ему всё о себе.
– Послушай, сейчас мы отправимся в наше свадебное путешествие! Куда ты желаешь отправиться в красивой карете? В Венецию? Но ведь там слишком много воды! Лучше в Пекин! К китайцам, хочешь?
И я смеялась, я радовалась и на всё отвечала «да». Позднее я часто захаживала к Полдлю, когда возвращалась домой, и мне хотелось ещё немного поболтать с кем-нибудь. Он спал в маленькой выгородке при карусели и всегда был рад моему появлению. Иногда ночью мы ужинали там, занимались всякой чепухой и воображали, что наша раковина может доставить нас, куда нам заблагорассудится. Но когда он однажды вдруг захотел взять меня, я вскочила как ужаленная и убежала. Да так быстро, что скрылась из виду прежде, чем он успел хоть что-то сказать. И потом я чуточку опечалилась и грустила несколько дней. Я, в самом деле, охотно общалась с ним, как с братом, но мне не хотелось, чтобы он сношал меня, сама уж не знаю почему…
За всё время, что я провела на панели в Пратере, я пережила лишь одно настоящее разочарование. А именно с молодым карусельщиком, который сперва был так добр ко мне и в ту пору меня поддержал. Возможно, я действительно полюбила его, как любят брата. Но когда ему захотелось меня отсношать, как делали многие другие, я от него сбежала, хотя и сама до конца не понимаю причины. Может быть, оттого, что в глубине души я надеялась встретить когда-нибудь человека, который увидел бы во мне нечто иное, нежели только несчастную проститутку. Мой Полдль с карусели, однако, оказался на поверку таким же, как все другие мужчины, и был, вероятно, ещё и обижен моим поведением.
Я всё время жила крайне экономно и только с большими мучениями и лишениями мне удалось постепенно отложить приблизительно тридцать гульденов, а это в жизни уже кое-что да значит. Легко, признаюсь вам, это мне не далось, потому что я должна была, пусть даже и без особых затей, всегда подходить к клиентам в опрятном виде, питание тоже влетало в копеечку, а моя хозяйка была алчной, злобной и завистливой стервой. Я всегда пунктуально вносила плату за жильё, ходила на цыпочках, если поздно возвращалась домой, как можно бережливее жгла керосин, и тем не менее она всегда смотрела на меня волком, едва отвечала на приветствия, бранилась по поводу каждого пустяка, никогда не прибиралась в моей комнате и возводила на меня всякую напраслину. Моё терпение лопнуло, я тоже захотела когда-нибудь вывести её из себя и мне в голову пришла замечательная идея. Как уже говорилось, она строго-настрого запретила мне приводить в дом мужчин, что я, впрочем, и сама не собиралась делать, поскольку хотела обрести покой хотя бы в своём кабинете. Но однажды довольно поздно придя домой, я с умыслом очень громко хлопнула входной дверью, а потом долго скрежетала ключом в замочной скважине, как будто не могла справиться. На кухне я негромко произнесла «тс!», затем низким голосом пробурчала что-то себе под нос, подражая подвыпившему мужчине. Потом сняла туфли и преднамеренно уронила одну из них на пол. Теперь я пошла к себе в комнату, всё время делая один тихий и один тяжело ступающий шаг, как могли бы идти двое, и нарочно толкнула ящик с углём. При этом я выругалась очень низким голосом «чёрт побери», и тут же услышала, как старая бестия в своей норе соскочила с кровати и принялась подслушивать у двери. Подслушивать было вообще её страстью. Теперь я зашла в свою комнату, вполголоса сказала: «Распологайся поудобнее, дорогуша!» и стянула с себя одежду. Затем принялась хлопать сама себя по рукам и по попе, хихикала, будто бы отбиваясь от кого-то, стучала по кровати, которая скрипела, сопровождая все эти звуки очень возбуждённым шёпотом:
– Вот так сразу… сразу… экий ты сорвиголова… не можешь ни минуточки подождать… прекрати… ты же мне всё разорвёшь… прекрати немедленно… тс-с… не так… я закричу, и хозяйка вышвырнет меня из квартиры… сразу, сразу… о господи, какой ты нетерпеливый… так… так… ну иди же ко мне… чтобы утолить бедняжку… лютый ты человек… ах, ты такой хороший… только сними ботинки… иначе всё бельё перепачкаешь… ой, какой он красивый… он мне достанется?… Такого я бы хотела иметь в себе каждый день… да засовывай же его, наконец, тут доктор специально дыру оставил… а-а-а-а… вот так правильно… ещё кусочек… мне надо чуть-чуть подмахнуть… тебе нравится… что… не так быстро… не так быстро… у-у-у-у-у.
При этом я металась по кровати из стороны в сторону, так подпрыгивая попой, что рама скрипела, я стонала и повизгивала, как если бы меня бог знает как пропечатывали, и в промежутках бормотала как можно грубее:
– Ах, девчонка, ты своё дело знаешь… вот так мне нравится… я с удовольствием накину ещё один гульден сверху… тогда я завтра снова приду… у тебя хорошо и недорого… приподнимись-ка немного… твоя мышка… о-о-о-ой… о-о-о-ой… о-хо-хо… сейчас он чуть не выскользнул… вот так правильно… прекрасно двигаешься…