– Если ты собираешься меня оскорблять, тебе лучше убраться отсюда. Я не хочу иметь дела со столь дурно воспитанной прислугой.
Ее ответ и высокомерный тон только подогрели ярость Джабиры. Девушка гордилась своей ролью, гордилась тем, что отдала свою свободу в обмен на свободу своего народа. Гордилась и тем, что любима Мустафой. Совсем обезумев от гнева, она бросилась на Василике, выкрикивая оскорбления. Василике была не готова к нападению, она упала, чувствуя, как длинные ногти впиваются ей в плечо.
– Что здесь происходит? – раздался громовой голос. Это был военачальник шейха, гигант Хасдай.
Мигом вскочив на ноги, Джабира встретилась лицом к лицу с разгневанным военачальником. Она хорошо знала, что ее ждет. Василике в ужасе бросилась на постель и поспешила прикрыться шелковым покрывалом. Но Хасдай, казалось, не замечал ее присутствия, его холодный взгляд был устремлен на девушку.
– Эта чужеземная шлюха меня оскорбила, – произнесла Джабира, почтительно потупив глаза.
– Придержи язык, – грозно нахмурился тот. – Не твое дело давать названия женщинам твоего господина.
Хасдай взглянул на Василике, а затем снова перевел взгляд на Джабиру.
– Я хорошо тебя знаю, дикарка. У тебя своевольный характер и слишком много глупости для настоящей наложницы шейха. Я не верю, что эта чужеземка тебя оскорбила. Скорее всего, в тебе взыграла ревность. Твой господин поблагодарит меня, узнав, что ты получила заслуженное наказание.
– О нет, не надо! – взмолилась Джабира. – Обещаю, что буду поступать, как велит господин. Если он хочет, чтобы я прислуживала его шлюхе, я буду это делать.
Василике задохнулась от возмущения, но Хасдай не обратил на нее никакого внимания.
– Ложись на подушки, Джабира, – приказал он не терпящим возражения тоном.
Джабира гордо вскинула голову:
– Только мой господин имеет право меня наказывать.
– Ты права, – усмехнулся Хасдай. – Сейчас я пошлю за ним.
Он выглянул из шатра, а Джабира бросила на Василике взгляд, исполненный такой ненависти, что девушка похолодела.
Через несколько минут полог шатра откинулся, и показалась мощная фигура Горного Лиса. Когда его взгляд остановился на Василике, она снова мучительно покраснела, потому что в ее памяти замелькали картины прошлой ночи. Шейх обменялся несколькими фразами с Хасдаем, потом строго взглянул на Джабиру, в расширенных глазах которой стоял страх.
– Она причинила тебе какой-нибудь вред? – спросил он Василике.
Принцесса только отрицательно покачала головой.
– Почему ты не делаешь того, что я тебе приказываю? – резко обратился он к Джабире. – Тебе было велено прислуживать моей женщине, а вместо этого ты оскорбляешь ее и затеваешь драку.
– Я… прости меня, господин, – пролепетала Джабира дрожащим голосом. – Откуда мне было знать, что эта потаскуха так много для тебя значит?
Василике негодующе передернула плечами. Мало того что этот дикарь во всеуслышание объявляет ее своей женщиной, так еще его наложница имеет наглость столь гнусно отзываться о ней.
– Ты поступишь так, как я велю, Джабира, и будешь относиться к своей новой госпоже с почтением, которого она заслуживает. Твое дело – повиноваться, а не выносить суждения. Ты заслужила наказание…
– Плети, принц? – спросил Хасдай.
– Нет, только не это, – со страхом прошептала Джабира. – Я буду послушной.
– Двадцать ударов, – продолжал Хасдай, доставая из складок одежды страшное орудие наказания.
Принц бросил на военачальника удивленный взгляд. Это было бы слишком для любого мужчины, а уж для женщины, почти девочки, – и подавно… Но надо же было как-то усмирить непокорную… Он не успел возразить Хасдаю, потому что Джабира взвыла от ужаса, а Василике, кое-как завернувшись в шелковое покрывало, бросилась к его ногам, умоляя:
– Нет! Прошу тебя! Умоляю, прости ее. Она ведь еще дитя!
От ее заступничества ненависть Джабиры только вспыхнула с новой силой. Ей не нужно было сочувствие чужеземной потаскухи, и эти слова уже были готовы сорваться с ее губ, но один взгляд на кожаную плеть заставил ее придержать язык. Она слишком хорошо представляла себе, что такое двадцать ударов.
– Прости меня, госпожа, – покаянно всхлипнула она. – Отныне я буду прилежно служить тебе.
В глубине души берберка твердо решила каким угодно способом избавить своего господина от этой потаскухи с серыми волосами. Только надо быть осторожной и скрывать свою ненависть.
Шейх поправил платок («Аллах великий, сколько же можно прятаться…») и обернулся к Джабире.
– Благодари свою госпожу за ее доброту. А теперь ступай, принеси еду. Я думаю, у нее есть причины чувствовать сильный голод.
Эти слова заставили Василике покраснеть и опустить глаза. Неловко поклонившись, Джабира поспешно выскочила из шатра, а принц помог Василике подняться. Он повернул голову, чтобы отпустить Хасдая, но того уже не было.
Шейх смотрел, не пряча глаза в тени густых ресниц, а потом стянул с лица проклятый синий платок…
– Мирджафар, – прошептала Василике, боясь поверить собственным глазам.
Это его руки, его губы ласкали ее минувшей ночью, это его тело она так страстно обнимала!
Прежде чем шейх успел сказать хоть слово, вернулась Джабира с большим подносом, уставленным яствами. Глаза ее были скромно опущены, но в душе бушевала настоящая буря. Теперь стало очевидно, что ее господин по-настоящему увлечен этой белотелой женщиной. Сначала она надеялась, что это не более чем мимолетное желание, которое пройдет без следа, как только будет удовлетворено, но она ошибалась.
Шейх снял руки с плеч Василике.
– Поешь, – проговорил он, радуясь, что можно больше не прятать голос. – Мы поговорим позже.
Вкус изысканных блюд доставлял Василике необыкновенное наслаждение. Она действительно чувствовала сильный голод и попробовала всего, что подавала Джабира: барашка, тушенного с миндалем и изюмом, миндального печенья, свежих фруктов – апельсинов, персиков, инжира, кокосового ореха, запивая все это холодным шербетом. Но в этом чисто земном удовольствии принимало участие только ее тело – мысли были заняты совсем другим: Мирджафар здесь, с ней рядом….
Но он же похитил ее! Похитил у собственного брата! Почему? Должно быть, слишком сильно его чувство! Должно быть, он не может и мысли допустить о том, что она станет женой другого! Пусть даже его брата…
«Быть может, я чего-то не понимаю, – подумала Василике. – Пойти против отца и брата…»
Василике лениво плескалась в ванне, когда Мирджафар вернулся в шатер. Он насмешливо улыбнулся, заметив, что Джабира трет спину своей госпожи с излишним усердием, взял губку у нее из рук и движением головы приказал ей уйти. Глаза Василике были закрыты, и она ничего этого не видела, как не видела и прощального взгляда Джабиры, полного кипящей ненависти.