— И такая же бестелесная, как ты, мой невидимый, но мудрый маг. Однако прежде чем я ступлю на новый порог, ответь мне: ты останешься здесь, в Мероэ, или отправишься со мной в неведомый мир?
Воистину, Алиму иногда хотелось обрести тело. Нечасто, но хотелось. Для таких, к примеру, мгновений, как сейчас. Чтобы можно было спокойно пожать плечами и этим дать понять собеседнику, сколь глуп его вопрос.
— О все боги мира… — почти простонал незримый маг. — Ты можешь даже не сомневаться, что уж я-то не упущу такой возможности, ибо она может больше не представиться. Я непременно отправлюсь в Медный город вместе с тобой. И, быть может, дам тебе еще один совет…
— Всего один? — просиял Мераб.
— Один… Или два.
— Или дюжину дюжин! — прокричал Мераб и бросился вперед, к калитке, которую видел он один. Незримый Алим скользнул следом.
И в следующий момент исчез с каменной тропинки юный Мераб, и мудрецы перестали ощущать присутствие незримого мага. Ему повезло не отстать от мальчишки.
* * *
Мераб по инерции пробежал еще несколько шагов. Остановился, оглянулся. Никакой двери за его спиной не было, как не было ни позеленевших стен, ни цветущих вдоль тропинки крокусов, не было и страны Мероэ…
Хотя тропинка была. Чудом не занесенная серыми песками, каменная дорожка вела из ниоткуда в никуда, так, во всяком случае, показалось Мерабу.
— Веселое место… — пробормотал юноша. Несмотря на то, что вокруг было тепло, даже жарковато, он ощутил порыв леденящего холода, какому не мог найти определения. — Интересно, зачем эта груда песка призвала меня? Должно быть, самая страшная тайна Медного города — это то, что никакого города вовсе нет. Слава его — суть пустой звук от вросшей в медные стены зеленой патины; живо здесь одно лишь эхо, дурачащее наглецов, возжелавших быть коронованными величайшей избранностью.
— Ты неправ, мой друг. А слова твои злы, ибо ты напуган.
— Напуган, друг мой? Вовсе нет, я просто невыносимо зол…
— А что тебя злит?
— Да именно то, что оказался глуп и легковерен, как и все те, кто до меня поверил в легенду о Медном городе. Злюсь я, что променял удивительную, живую, полную знаний, соблазнов, настоящую страну Мероэ на глупый колдовской пустой мир. Понимаешь, Алим, пустой! Здесь нет никого, кроме нас с тобой! Да и мы, полагаю, очень скоро сгинем в этих серых песках, где старой медью уже даже не пахнет…
Алим не знал, что и ответить на такой взрыв Мераба. Он готов был сказать хоть что-нибудь, но эхо, то самое, которое заманило их сюда, вновь появилось. Незримый маг ощутил его, как столб теплого свежего воздуха рядом с ними.
— Пахнет, пахнет…
— А я говорю, не пахнет! — не поворачиваясь, ответил Мераб. Сейчас он больше всего напоминал обиженного мальчишку, которого друзья, решив зло пошутить, позвали в красивую песочницу, на поверку оказавшуюся пустой и грязной старой лоханью.
— Пахнет… Пахнет… Нет…
Алиму показалось, что «это» кружит вокруг них.
— Что «нет», глупый ты старый невидимка…
Маг хмыкнул.
— Я молчу, Мераб, жду, когда закончится твоя истерика.
— Но кто же тогда со мной беседовал? Всего миг назад я слышал чей-то голос. Чей, если не твой?
И эхо проговорило:
— Твой… Ой… Мой…
Слезы (а в глазах юноши и впрямь стояли слезы) мгновенно высохли. Алим заметил, что и голос самого эха изменился. Если раньше из него ушли нотки обреченности и смертельной тоски, то сейчас звуки больше напоминали пение заморского виолона — или, быть может, прекрасный низкий женский голос, теплый и завораживающий.
— Но кто же ты? Кто отвечает мне здесь, среди бескрайнего песка?
Крошечный смерчик поднял пригоршню этого самого песка у ног юноши.
— Думаю, мой друг, что сил у Души города хватает лишь на мелочи. Только так она может привлечь тебя, заинтересовать…
— Это так? — спросил Мераб, пытаясь разглядеть что-то прямо перед собой.
— Так… Так…
— Значит, это и впрямь все, что осталось от некогда самого прекрасного в мире города?
— Да… Да…
— Увы, мой незримый друг Алим, по-моему, мы влипли… Так и сгинем среди песков и камней.
Алим хотел утешить своего юного друга, но не знал, как это сделать. Незримый маг раздумывал, как заставить Душу города показаться… Ведь только увидев нечто живое, телесное, вещественное, сможет Мераб поверить, что все происходящее — не страшный сон, ведущий к гибели.
А еще думал маг о том, что он, пусть и незримый, но все же существующий, почему-то не может ощутить присутствие живой души у здешних мест. Словно остатки жизни развеяны какой-то злой силой в самом здешнем воздухе. И эта сила мешает Душе города показаться.
Мераб оглядывался по сторонам. Он тоже ждал какого-то знака. Но ничего не происходило вокруг — лишь сухой жар, которым веяли пески, и выцветшее, почти белое небо над головой. Сухое шуршание песка, сменившего камни тропы под ногами, было более чем привычным: такими были окраины столицы прекрасной Джетрейи в самые жаркие летние месяцы, когда вода стояла в колодцах совсем низко, а все живое пряталось от беспощадного солнца в подземельях под городской стеной.
Шаг, другой, третий… Бескрайние пески заглушали все звуки, лишь легкое шуршание слышалось в дрожащем воздухе. До самого горизонта, туда, куда, должно быть, ни пеший, ни конный не доберутся никогда, расстилалась безжизненная равнина. И эта пустыня в своей равнодушной безграничной монотонности вдруг показалась юноше прекрасной…
Еще шаг, второй, третий, пятый, сотый, трехсотый…
— Мы здесь увязнем, как муха в меде… — бормотал Мераб. Он хотел добавить что-то, но краем глаза заметил, что пески вдалеке вдруг пришли в движение.
Картина перед юношей менялась быстро и разительно.
— Должно быть, именно здесь, в царстве одной только смерти, спрятал повелитель всех джиннов, Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, какой-то огромный клад. А теперь, когда предстал он перед высшим судьей, дюжина джиннов вознамерилась перерыть эти пески в поисках сокровищ. Глупцы, они не ведают, что последний клад исчез из этих мест столь же бесконечно давно, сколь бесконечна и сама пустыня.
Похоже, именно так все и было, ибо барханы вокруг свидетельствовали либо об усердных поисках, либо о столь же усердном сражении: какие-то глубокие полосы избороздили прежде гладкие пески, и полосы эти временами становились столь глубокими, что уместнее было бы назвать их канавами.
И словно в ответ на его мысли издали донесся стон. Мераб, конечно, не испугался, ибо нет ничего страшнее бескрайней пустыни вокруг, страшнее безжизненности.
— Должно быть, нашелся еще кто-то, прельщенный сказкой о Медном городе. А теперь он пытается найти дорогу, пусть не домой, но хотя бы к местам, где сможет найти покой.