– Да ты же сожрешь больше! – презрительно произнес он, однако взгляд недобрых маленьких глаз стал острее.

– Два дублона?

– А где ж такой мальчишка мог раздобыть золото?

Его внезапный жест застал меня врасплох, и, прежде чем я успел шевельнуться, меня схватили и швырнули наземь. Несмотря на мое сопротивление, шкатулку вырвали из-под рубахи и взломали. Сияющее золото потоком полилось на песок, несколько монет раскатилось в стороны, ускользая от жадных пальцев. Капитан отобрал золото – как неохотно разжимались пальцы! – чтобы разделить между командой.

– Ладно, берите его на борт, – приказал он. – Дорогу свою он оплатил, но работать будет все равно, а не то отведает кнута.

Мой кинжал вырвал из ножен какой-то урод с круглым, как луна, лицом и нечесаными волосами, – вырвал и сунул себе за пояс. Уж его-то я никогда не забуду. Дамасские клинки нелегко достать, а этот к тому же был отцовским подарком.

– Ну вот, кое-чему ты уже научился, – сказал капитан, злорадно усмехаясь. – Никогда нельзя показывать свои деньги чужим людям… Ладно, делай послушно свое дело и доживешь до Сицилии. Я знаю там одного турка, который даст отличную цену за такого смазливого мальчика… – Он ухмыльнулся. – Впрочем, когда попадешь к нему в руки, долго ты мальчиком уже не останешься…

Я был избит, весь в синяках, но все равно, стоило ноге моей коснуться палубы, как вдоль спины пробежали мурашки. Однако когда меня подвели к свободному месту гребца на рабской скамье и я увидел, в какой грязи мне придется работать, я попытался отбиваться. Казалось невозможным, чтобы люди могли существовать в таких отвратительных условиях, хотя, надо признаться, жилища у нас на побережье не блистали чистотой – кроме дома моего отца.

Он был родом из Багдада, последним потомком старинной семьи, не один десяток лет путешествовал по странам под рукой Аллаха всесильного и принес в наш дом не только богатые ткани, но и другой образ жизни – среди прочего, любовь к купанию в горячей воде.

Прикованный к веслу, я с отвращением огляделся вокруг. Тогда я не представлял себе, что смогу все это выдержать… хотя со временем мне довелось узнать, как много может вынести человек – и все-таки выжить. Положение рабов на этой галере было жалким, я жалел их, жалел и себя вместе с ними. Их спины носили свидетельства того, что происходит, когда надсмотрщик прохаживается вдоль скамей, а его бич не бездействует.

На нашем судне требовалось по два человека на каждое весло, и рядом со мной был прикован крупный рыжий здоровяк самого разбойничьего вида.

– Недолго ты дрался, – презрительно сказал он. – Неужто кельты так ослабели?

– Это судно держит путь в древний и вечно юный город Искендера Двурогого, а мне туда и нужно… – Я сплюнул кровью и добавил: – А кроме того, на берегу меня ждет смерть.

Его громкий хохот показал, что этот рыжий еще сохранил силу и присутствие духа; видно, плеть пока не сумела сломить его и превратить в настоящего раба.

– Эх, добрались бы твои враги сюда! – цинично произнес он. – Здешний сброд мало что понимает в драке и еще меньше в мореплавании. Будет истинным чудом Господним, если они нас всех не утопят.

Звали его Рыжий Марк.

– Остерегайся, – предупредил он меня. – Этот зверь с плетью, там, на баке, очень скор на руку. Старайся, работай как следует, а не то шкуру спустит.

– Меня зовут Синдбад, – сказал я и, произнеся это имя, почувствовал себя бодрее.

– Это имя кое-что да значит, – согласился он.

Немного высокопарно – по молодости – я рассказал ему о своем отце.

– Мужчины нашего рода вели в бой других венетов против Цезаря, и, говорят, среди монахов, приветствовавших викингов, когда те впервые приплыли в Исландию, был Синдбад, мой прямой предок.

– Вчерашним ветром паруса не надуешь, – ответил Рыжий Марк. – Я знаю, бретонские корсары свершили много дел, но вот сам-то ты чего стоишь?

– Спроси у меня об этом лет через пять. Тогда я найду, что тебе ответить.

Прошло четыре года с тех пор, как отец отправился в свое последнее путешествие – торговать и грабить, ибо пиратством занимались все корабли, когда представлялся случай. Бретонцы были корсарами с тех самых пор, как корабли начали плавать по глубоким морям. Пусть и называли они свои набеги негоциями, но «сколько ни говори „халва“, во рту слаще не станет».

Да я и сам недавно вернулся из путешествия к богатым рыбным полям далеко на закате, куда плавал с людьми с острова Брега. Месяцы, проведенные в море, прибавили мне мускулов и научили, как жить и работать среди мужчин.

Вернувшись домой, я обнаружил, что лошадей наших украли, стада угнали, а на двух старейших вассалов отца напали близ самого нашего замка и убили их. Пока мой отец был дома, Магеррад трясся от страха у себя в замке: отец пообещал в случае чего повесить его за ноги на стене этого самого замка. Но я, как ни старался, не смог поднять людей против этого труса. Они были напуганы и осторожны: «Подождем, пока возвратится Аль Ас-Синд».

Когда потом Магеррад явился к нам, мы с матерью встретили его в воротах; рядом с нами были четверо моих братьев и еще двое слуг с мечами наготове. Мы оказались для него слишком острым блюдом, и он только грозился, требуя уплаты дани и обещая спалить наше жилище вместе с нами.

– Приходи когда хочешь, – гордо сказала моя мать. – Скоро Аль Ас-Синд будет здесь, уж он тебя приветит.

Ядовит и едок был его смех:

– Ты думаешь, я не слышал? Он убит в бою с маврами у берегов Кипра!

Все это я рассказал шепотом Рыжему Марку. Рассказал еще, как однажды, вернувшись домой, я нашел мать убитой, а дом в огне. Как, обезумев от горя, я выскочил из-за изгороди и бросился на Магеррада: только стремительный прыжок спас ему жизнь. Клинок мой лишь распорол негодяю щеку, залив одежду кровью. Ошеломленные внезапностью нападения, его люди не успели спохватиться, и я ускользнул… хотя свобода моя и оказалась такой недолгой…

Свиток восьмой

Маймуна не зря обеспокоилась тем, что Амаль услышала печальную историю юного гостя. Девушка, конечно, пожалела Синдбада, а пожалев, тут же перестала даже вспоминать Нур-ад-Дина, став все чаще и чаще вспоминать гиганта кузнеца.

Более того, она решила, что помощник отца тоже не принадлежит к роду человеческому – не зря же Дахнаш не нахвалится своим подмастерьем.

– Не может быть, матушка, чтобы столь умелый кузнец был обыкновенным человеком. Его манит огонь, ему поклоняется огонь, ему служит огонь – значит, и в его жилах течет кровь колдовского народа, самая крошечная ее часть, но все же…

Маймуна лишь пожимала плечами – дочь могла быть в чем-то права. А если юный богатырь – действительно далекий потомок кого-то из бесчисленных ифритов или джиннов, бэнши или гоблинов, ведь многие из них умели принимать облик человеческий и многие любили дочерей человеческих? Однако родство сие было чересчур далеким, если и было вообще.