В ту же секунду я почувствовала, как меня с двух сторон взяли под локотки — вежливо, но крепко.
А Юркин, все с той же дружелюбной ухмылочкой, похлопал меня по полам твидового пиджака — тоже крепко, но не слишком вежливо. Правда, особых усилий ему прилагать не пришлось: мой сотовый телефон оказался у него в руках почти сразу.
— Ты что, обалдел, Санек? Я обещала отблагодарить Реваза, но не тебя!
— Значит, можешь отблагодарить его прямо сейчас: у бригадира испортился сотовый, Танюшка. Ему нужен твой. Надеюсь, не откажешь?
Юркин покрутил трубкой перед моим носом. Вот, значит, что они придумали, гады… Прищурившись, я следила, как уплывает от меня мое «последнее средство» — именно в тот момент, когда пришло время его употребить.
— И поэтому надо было ловить меня в темном углу и обыскивать? Ты меня удивляешь, Юркин. Ну конечно же, я не откажу Ревазику, как можно! Знаешь, я ведь совсем забыла сегодня, что у меня тоже теперь есть сотовый, он у меня только второй день…
Веселый рубщик хлопнул меня по плечу и заржал.
За ним захихикали остальные.
— А знаешь, Танюшка, ведь ты тоже меня удивила! 0-ох и удивила же ты меня сегодня! Ты к себе? Пошли, провожу…
В весовой Маринка набросилась на меня:
— Где тебя черти носят? Уже два раза звонили из конторы: тебя ждут на двадцать седьмом участке, ИЧП Митина. Что-то у них там с весами, проверяющие обнаружили. Говорят, ты их сегодня обслуживала.
Давай быстренько, одна нога здесь, другая там!
Этого только не хватало для полного комплекта…
Но послать ИЧП Митина подальше я не могла: у меня же рабочий день. Может, последний, но от этого ничего не меняется.
Я вышла в торговый зал, уже почти не обращая внимания на группу сопровождения. Вот она — моя спасительная толпа! Пока я в ее душных объятиях — бояться нечего. А может…
«Может, тебе рискнуть, Таня дорогая? Не хочется подыхать с тобой вместе, когда еще не стукнул тридцатник!» — запищало внутри.
«Боюсь, это твой единственный шанс, Татьяна, — веско поддержал рассудок. — Постарайся затеряться в толпе и добраться до телефона раньше, чем они тебя перехватят. У тебя должно получиться!»
Ну, если уж и эти двое так запели…
Я оглянулась, стараясь не потерять равновесие в базарной толчее. Группа сопровождения из двух гоблинов крутила головами далеко позади. Должно получиться, должно! Втянув голову в плечи, я стала быстро пробираться в направлении ближайшего выхода из огромного павильона. Только бы проскочить их посты…
— Поберегись!
Я успела выскочить из-под колес громадной тачки, которая вдруг вырулила из толпы прямо на меня, и прижалась спиной к прилавку с молочными продуктами. И тут же почувствовала острую проникающую боль под правой лопаткой — будто накололась спиной на острый длинный шип терновника.
— Проклятье!..
В ту же секунду глаза заволокло туманом, ноги стали как ватные, и я ухватилась за прилавок, чтоб не упасть. Но это была напрасная предосторожность: кто-то уже услужливо подхватил меня под руки, причем с обеих сторон. Надо же, какие у нас славные, отзывчивые люди… Я попыталась повернуть голову, чтобы рассмотреть их лица, но это мне не удалось.
Вместо лиц вокруг плавали пятна серого тумана, который быстро сгущался и вскоре полностью окутал меня вязкой ватой. Последнее, что пробилось сквозь нее из внешнего мира, был резкий голос торговки:
— Гляди-ко, во нализалась девка — на ногах не стоит…
Я открыла глаза. Нет, точней, я открыла их не сразу, а после долгой психологической подготовки: мне казалось, что от этого ничтожного движения век моя несчастная голова просто лопнет, не выдержав давления разварившихся в кашу мозгов. Но она выдержала — хотя веки поднимались с таким скрипом, словно это были и не веки, а заржавевшие оконные жалюзи.
Я открыла глаза. И в первое мгновение решила, что вижу продолжение своего сна, только теперь со знаком минус. Вместо ярких сказочных пейзажей в голубых и розовых тонах моему воспаленному взору предстало мрачное помещение — такое же, показалось, нереальное, как недавние чудесные видения, но в противоположность им жутко зловещее.
Скорее всего это было подземелье — если судить по отсутствию окон и запаху сырости, который быстро заполнил легкие и проник во все поры моей «гусиной» кожи. Кстати, из всей одежды, которая была на мне в момент падения, осталось очень немногое: мой теперешний наряд больше подходил для радужных снов и купания в нирване, чем для пробуждения в таком леднике. В комнате с низким сводчатым потолком, как в монашеской келье, не было абсолютно никакой мебели, не считая сломанного стула и железной кровати, на которой я лежала.. На кровати не было матраца, жесткая панцирная сетка была прикрыта солдатским одеялом, цвет и запах которого говорили о многом. Помещение освещалось мутной лампочкой над дверью, света которой едва хватало, чтоб отгонять духов тьмы. Из-за двери, по-видимому стальной, слабо доносились мужские голоса и смех.
Все увиденное навевало мысли о тюремной камере, каземате. Впечатление еще больше усиливалось оттого, что мое правое запястье было приковано к спинке кровати железным «браслетом». Рука затекла и болела, мне мучительно хотелось сменить положение. Но когда я попыталась это сделать, тело отказалось повиноваться, я шлепнулась на бок и прикусила губу от боли, тысячами иголок впившейся в плечо.
Спустя минут пять, корчась и извиваясь как змея, я кое-как завернулась в колючее шерстяное одеяло и блаженно затихла, пытаясь унять лязганье зубов.
И только когда моя оболочка чуть-чуть согрелась, в нее мало-помалу вернулась способность соображать.
Однако то, что я сообразила, было так скверно, что… тут же подумалось, что гораздо лучше было бы оставаться в полурастительном состоянии.
Не знаю, сколько времени прошло с момента моего печального пробуждения до того, когда в железной двери повернулся ключ. Должно быть, минут сорок.
Но когда он повернулся, я не почувствовала ничего — только усталость. И лишь поэтому закрыла глаза и притворилась бесчувственным телом.
Сквозь свои длинные густые ресницы я увидела, как знакомый силуэт — бочонок с ослиными ушами — приблизился и, пыхтя, склонился над моим ложем. В следующее мгновение верхняя половинка одеяла отлетела прочь, и потные волосатые лапы заскользили по телу сверху вниз, впиваясь во все выпуклости, какие попадались на пути. Впрочем, впадины они тоже не пропускали. Звуки, которые при этом издавал Рафик Ослиное Ухо, свидетельствовали, что бедняга с муками пробирается через тернии к тем вершинам, на которых его Аллах и не ночевал.
Все это могло бы быть смешным, если б не одно «но»: мне вовсе не хотелось стать свидетелем того, как он туда доберется! Пока же, борясь с приступами тошноты, я размышляла, что делать дальше, я увидела, как подручный Лечи спускает штаны. Это и предопределило мои ответные действия. Изловчившись, я резко выбросила вперед левую ногу, целя именно в то место, которое правоверный мусульманин собирался представить мне на обозрение.